innego sposobu użyto na bazyliszka

Encyklopedyja powszechna. T. II. Warszawa: Orgelbrand, 1860. S. 1076—77

Переводчику прекрасного романа Кристины Сабаляускайте "Silva Rerum" (в нашем лесочке между тем вышел уже и "Silva Rerum II", о котором ничего сказать не могу, кроме как признаться в опасениях, что он, чего доброго, может разочаровать, — не может же быть, чтобы он оказался написанным с тем же драйвом, умом и барочным словесным изобилием, что и первый) придется всерьез обдумывать переводческую стратегию пересоздания этого мира Жмуди и Вильна второй половины XVII века, который на литовском, с субтильным налетом латинизмов и полонизмов (ot kurva katinas), так натурально выглядит, но в переводе на русский, например, Пшитулецкис (а не Пшитулецкий) или Казимерас (а не Казимир) выглядели бы неестественно, тем более, что рядом с ними действуют или упоминаются реальный Деламарс (Delamarsas) или строитель Бастейи, она же Барбакан Фридрих Геткант (Getkantas), и Радзивиллы, Пацы, Сапеги, или вот высохшая мумия Симеона Столпника (Simonas Stulpininkas). Но тогда резали бы ухо Йонас Мотеюс Норвайша (а не вероятный Ян Мацей) и т. п. Или махнуть рукой и литуанизировать Деламарса, а заодно и Вильну / Вильнюс, Зверинец, Заречье?

«Я не считал бы василиска только аллегорией», — возразил Деламарсас, внимательно глядя Казимерасу в глаза, а когда тот спросил, не видел ли он когда-нибудь василиска, кашлянув, со вздохом ответил, что нет, и слава богу, что нет, потому что дар видеть эту тварь дан только виленчанам и, видно, нужно родиться в этом городе, чтобы выдержать его взгляд, так что всем остальным лучше носить с собой по зеркальцу — на всякий случай. Казимерас на это отрезал, что он — живое доказательство, что от взгляда этого маленького, но от того не менее пакостного василиска не умирают, и спросил у отца, как же он, родившийся не в Вильне, а в Норвайшах, в Упитском повете, видел ли когда это исчадие курицы и змеи, как уверял его во сне Бонифацас? «Дорогой мой сын, я привык хотя бы раз в день смотреть василиску прямо в глаза, видно, за долгие годы совсем его приручил» — ответил тот необычно мягко и грустно, рукой дав знак Деламарсасу больше этот разговор не продолжать, потому что в комнату вошла Эльжбета, неся тарелку душистого дымящегося супа, готовая покормить своего бедняжку, своего красавца, своего побитого как упавшее яблочко ребенка, лицо которого теперь навеки будет отмечено шрамом, и этот шрам уродует ее бедного мальчика, хотя нельзя не признать, что придает ему какой-то угрюмой недетской красоты, и, эх, да, кстати, если говорить уже не о детях, два дня тому назад, когда Казимерас был еще без сознания, к ним завернул тот парень, который его нашел <...>

— и дальше уже сил нет переводить это длиннющее, по обыкновению Сабаляускайте, предложение.

Kristina Sabaliauskaitė. Silva Rerum. Vilnius: baltos lankos, 2008. ISBN: 978-9955-23-225-4. P. 121.