Псевдонимы русской эмиграции:Конференция в Рурском университете (Бохум, Германия) - ДОМ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ ИМЕНИ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА

Псевдонимы русской эмиграции: Конференция в Рурском университете (Бохум, Германия) - ДОМ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ ИМЕНИ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА

Псевдонимы русской эмиграции: конференция в Рурском университете (Бохум, Германия) - ДОМ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ ИМЕНИ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА

Псевдонимы русской эмиграции: Конференция в Рурском университете (Бохум, Германия)

"Русская улица" (LTV) - 17 апреля 2013 г.

Сравнительное гостиницеведение 2

Раз уж начал когда-то, то надо, наверное, продолжать, хотя уже как-то пропустил пару оказий отозваться, например, про бежевые тона «Park Hotel Latgola», куда судьба и защита диссертации Марии С. завела в декабре. Сколько помню, раза два уже прежде доводилось останавливаться в «MultiLux» на Гертрудес (вход с этой улицы, на которой, между прочим, стоит дом, в котором умер Сергей Минцлов, а формальный адрес Kr. Barona 37: издалека видно, там на углу большой магазин со знакомой вывеской Rimi). 

Даже показалось, что именно в этом номере уже был (о чем напомнил шатающийся унитаз). Гостиница переделана из квартир бывшего жилого дома, который и строился в эпоху югендстиля, похоже, как доходный. Большая не в меру комната, мне грешному ни к чему кровать + двуспальная кровать, разве что как Маше по очереди поваляться в каждой, пока медведи не пришли. Телевизор стоит больше для красоты, что-то в нем трещало и мало что показывало. Зато с wi-fi все в порядке (и еще компьютер в коридоре для общего пользования). Холодильник, если что, нашелся в кухоньке за углом, там же электрический чайник и посуда в кухонном шкафчике. 

Одна серьезная беда: запрет на курение. И это таки утомительно каждый раз спускаться со второго этажа (а в этих старых домах этажи большие) на улицу, потом так же подниматься, а пренебрежение запретом ведет к замечаниям милого персонала, напоминающего о штрафе в 10 латов. А что нужно скромному преподавателю, прибывшему на почитать одну-другую лекцию в Латвийском университете? Удивительным образом просыпаться без будильника между 7 и 8, должно быть сон особенно здоровый, обыкновенный swedish table breakfast – и за работу.

Мужчина с книгой

Давненько не брал я в руки шашек. 

Но тут повод случился: внезапно на рижской улице Лачплеша голову задрал, высоченный пафосный фронтон art nouveau. А там назидательные барельефы: cлева бородатый и лысый мужчина антично возлежит, читая большую книгу, чем и включается в серию наблюдений над мужчинами с книгами. И тут-то и можно бы, казалось бы, поморализировать: сколь высоко человека может вознести чтение книг! Но там справа возлежит не совсем одетая женщина, которая тоже чем-то как будто занята. Прядет, похоже. И, быть может, нить судьбы выпрядает. 

А между ними по центру заходится в крике отчасти утратившее человеческий облик дитя. Специально увеличил барельефы для наглядности. И чему они нас учат?  Скорее всего тому, что если прясть и ткать, отвернувшись от ребенка, он, скорее всего, монстром станет.   

Польско-иезуитская пропаганда

Александр Жиркевич в «Сонном царстве великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова)» (о чем уже вспоминал не раз) пытается понять и в какой-то мере оправдать «новых русских людей» в Вильне времен М. Н. Муравьева и И. П. Корнилова, но в конечном счете осуждает, причем со своей «русской» точки зрения. Дескать, зря они в спешке совершали «научно-археологические варварства» в роде «уничтожения ценных, исторических, художественных фресок» в Ауле (т. е. в зале Смуглевича), «с заменой их живописью в византийском стиле». Они должны были «непременно и свято сохранить» «древнюю стенную живопись на исторические и мифологические сюжеты»:

Пусть бы оставались, например, в зале «Aula» фрески, аллегорически будящие нездоровые мечтания о былой силе польско-иезуитской пропаганды, как след давно минувших, отлетевших в область невозвратного прошлого призраков.

Они, конечно, теряли бы свое кажущееся обаяние, когда тот же зал наполнился бы рукописями, вещами, говорящими о более древней, православно-русской культуре края, портретами русских, местных мучеников, жизнь свою отдавших за любовь и преданность России, когда в этом же зале, в известной системе, были бы расставлены доказательства неумолимой, отрезвляющей, исторической действительности...

А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 32.

Опитолоки и Колноберже

Опитолоки

Поместье Опитолоки (Apytalaukis), километрах в пяти от Кейдан, принадлежало Завишам, Тышкевичам, Забеллам. Дворец перестраивался в 1850 году в духе неоготики, в 1880–1918 году в неоренессансном стиле. В 1951–1952 годах его восстановили и приспособили под дом престарелых, потом тут был психоневрологический пансионат. Усадьба, как видно, с самого начала была солиднее, чем скромное жилище Столыпиных в соседнем Колноберже (Kalnaberžė), и несравненно лучше сохранилась, в наши дни практически целым и стоит, даже окна со стеклами и крылья у лебедя и руки-ноги у мальчика в маленьком декоративном бассейне, обезвоженном, конечно, перед двухэтажным дворцом с массивными ризалитами и изящными, очень грамотно выведенными пилястрами, подчеркивающим углы рустом, белым лепным декором, который так хорошо всегда идет желтому цвету плоскостей стен. 

Колноберже

В отличие от удручающего своим состоянием «милого Колноберже», как называла усадьбу дочка Петра Аркадьевича Мария Бок. Дом окружен колючей проволокой, кровля местами дырява и дожди и снег продолжают разрушение изнутри, штукатурка снаружи местами обвалилась, с колонн сеней практически вся слетела, они краснеют красным кирпичом. Состояние деревянных потолочных перекрытий и лестниц внутри легко себе представить. Поэтому лучше обратиться от печальной участи столыпинской усадьбы к веселенькому дворцу Забелл. 

Усадьба Опитолоки, как пишут и говорят, восхищала своим роскошным интерьером, в особенности диковинной мебелью из рогов. 

Мебель Забеллы

Мебель эта выставлялась на Всемирной выставке в Париже в 1900 году и получила там золотую медаль. Графу Генрику Забелло она так понравилась, что он ее купил и привез в наш лесочек, в свою усадьбу.

Часть этого гарнитура, та, что уцелела от войн и расхищений под шумок политических перемен, в наши дни экспонируется в Кедайняй, в Музее Кедайнского края (Kėdainių krašto muziejus). Да там, в музее, вообще есть на что посмотреть: деревянный велосипед, кальян Тотлебена, кресты Винцаса Свирскиса (это kryždirbystė внесено в список культурного наследия ЮНЕСКО; Римантас Жиргулис рассказал, что Свирскис еще строил перпетуум мобиле, деревянный, конечно, заготовил для него уже детали, да только какая-то глупая служанка растопила непонятными деревяшками печку), латы и пулемет, всякая всячина.