Хворания по моде Николая Страхова

«Веских оснований для того, чтобы сформулировать заглавие статьи таким образом, у нас, к сожалению, нет, так как нет никаких документальных свидетельств о существовании ... », — прекрасное начало научной статьи (Л. Зайонц. «Хворания по моде Николая Страхова, или Об одном неосуществленном замысле Ю. М. Лотмана». Антропология культуры. Вып. 2. Москва: Вердана, 2004. С. 171). Когда вырасту большой и образумлюсь, то, если повезет, всегда буду так научные статьи начинать. 

Спасибо за книжки доброй Татьяне Владимировне и послужившей, можно сказать, медиатором Елене Михайловне.

Иезуиты в России

Когда вырасту большой и образумлюсь, то, если повезет, займусь на досуге образом иезуита в русской культуре. Удивительная вещь: если не Литва, то уж Вильнюс точно обязаны им лучшим, что в них есть — Университетом и барокко, а носитель истинно русского национального изоляционистского самосознания Савел Прокофьевич Дикой самородка Кулигина раз татарином называет, другой раз племянника Бориса ругает «Я с тобой и говорить-то не хочу, с езуитом». А руководящие русскими нигилистами кукловоды иезуиты в «Некуда» Н. С. Лескова? Про роман Вс. С. Соловьева «Княжна Острожская» (1876), живописующий козни иезуита Антонио Чеккино, страшную деятельность «созданной адскою силою» дружины иезуитов, «невидимые стрелы которой были насквозь пропитаны смертоносным ядом», и иезуитский костел в Вильне с таинственными подземельями (зловещее место пыток и бесследного исчезновения людей) что и говорить: читатель на последних страницах с облегчением вздохнет — от той адской силы остались развалины да «монастыри их со всеми своими страшными тайнами, с цепями и грудами костей человеческих, разбросанных в подземельях. А на этих развалинах созидается православная церковь и звучит русское слово».

Особенно же примечательно письмо священника Успенской церкви г. Ижевск тов. Сталину декабря 1942 года с просьбой построить на его, священника, личные сбережения два боевых самолета «Александр Невский» и «Дмитрий Донской», чтоб эти грозные машины покарали «виновников человеческих несчастий — гитлеровских иезуитов» («Правда», 5 января 1943 г.).

Rusiškasis Vilniaus tekstas

ISBN 978-9955-33-522-1

Между тем коллега Григорий Поташенко вручил книгу "Naujasis Vilniaus perskaitymas: didieji Lietuvos istoriniai pasakojimai ir daugiakultūrinis miesto paveldas" со статьей меня грешного (в переводе Ирены Поташенко, отважно справившейся со стихами, – ну пусть по две-три строчки, – Федора Глинки, Тютчева, Павла Кукольника, Саши Черного, Евгения Рейна и других), под одной обложкой со статьями и эссе харизматичного Альфредаса Бумблаускаса, Валентины Брио (фрагмент ея книги 2008 года «Поэзия и поэтика города: Wilno – וילנה – Vilnius»), Чеслава Милоша (перевод его памятной, можно сказать, проповеди-исповеди, опубликованный в издании: Günter Grass, Czesław Miłosz, Wisława Szymborska, Tomas Venclova. Pokalbiai apie atminties ateitį. Gespräche über die Zukunf der Erinnerung. Rozmowy o przyszłości pamięci. Vilnius: Baltos lankos, 2001), Томаса Венцловы (текст варшавской лекции 2009 года, на литовском публиковавшийся в Kultūros barai и в других интернетах, доступный также на английском), поэта Георгия Ефремова, историка Шарунаса Лекиса и Юргиты Шяучюнайте-Вярбицкене (о еврейском наследии), Татьяны Поклад (о белорусском, конечно), Григория Поташенко (о старообрядческой традиции в Вильнюсе). 

Харизматичный Бумблаускас

А также Расы Чяпайтене (очень интересный анализ применявшихся стратегий памяти и возможных практик и перспектив этого дела), Марии Дремайте (про «советскую литовскость» архитектуры социалистического Вильнюса), Д. Мачюлиса – А. Никжентайтиса – В. Сафроноваса (о символическом овладении многокультурными Каунасом, Клайпедой, Вильнюсом), с многочисленными и большей частью нетривиальными фотографиями и репродукциями, – их под 160 насчитал на 316 страниц. 

Эссеистичный Ефремов

Под это дело, во-первых, не мог не вспомнить мудрой мысли Томаса Венцловы о том, что какую книгу про Вильнюс ни выпусти, едва ли не про каждую можно сказать, что такой еще не было (кто слушал или, может быть, читал на белорусском Радыё Свабода в июле, как там Павал Лаўрынец дзяліўся уражаньнямі пасьля прэзэнтацыі, тот должен помнить –  «Вільня такі горад, што якую б пра яго кнігу не выдавалі, пра кожную можна сказаць – такой яшчэ ня было»). Во-вторых, загрузил пдф своего сочинения, раз уж точно на бумаге есть, в известное место. В третьих, снабдив деликатно снабдив  сей пост  (над отделкою которого недолго мудрил) приличными случаю фотоснимками, отнюдь, как видно, не перебарщивая (вот Никжентайтис, например, в закромах остался, и Поташенко, и Венцлова, и другие),  и, не обскобливши, пустил на свет. 

Аннотация (lt). То же в другом месте (с комментарием, кстати говоря, Рышарда Мацейкянца).

Везде на Западе люди живут по-людски

В. В. Грязнов

Когда в постмуравьевскую эпоху зал Смуглевича, служивший некогда аулой Виленского университета, готовили под репрезентативный читальный зал Виленской Публичной библиотеки (открытой 24 мая 1867 года), то старые фрески уничтожил художник Василий Грязнов — «суетящийся, кричащий, ругающийся, неисчерпаемый в темах древнерусской стенописи, сокрушающий, изгоняющий кистью своей "Польшу", всюду, всеми способами, — вплоть до варварского уничтожения исторических фресок», как вспоминал его Александр Жиркевич (А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 173). Речь шла в первую очередь о фресках аулы: Грязнов причислен к сотрудникам Муравьева, которые

     ...торопились, причем не стеснялись даже совершать научно-археологическия варварства — в роде уничтожения ценных, исторических, художественных фресок в так называемом актовом зале «Aula», служившем некогда для ученых заседаний б. Виленского Университета и Медицинской Академии, с заменой их живописью в византийском стиле...

А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 32.

Тот же Грязнов в августе 1908 года на заседании общества «Крестьянин» в помещении Русского общественного собрания выступил с речью, в которой заявил:
     Со времен Владимира говорим одно и то же. Везде на Западе люди живут по-людски. Посмотрите, даже в Чехии чехи сделались людьми образованными. А почему? Потому, что там найден новый путь.

В обществе «Крестьянин» // Северо-западный голос. 1908. № 811. 5 августа. С. 4.

Найденный путь к тому, чтобы начать жить, наконец, по-людски, как на Западе, заключался в том, чтобы ввести в школах преподавание рисования на память. Судя по всему, таки не ввели.

Христианское слово

Эксклюзивная возможность предпросмотра будущей передачи «Христианское слово», которую зрители LTV увидят в конце октября, а читатели моего блога могут посмотреть уже сейчас. Ролик загрузил создатель передачи Леонид Глушаев, под руководством которого позировал камере в последний день августа. По поводу книги «Прибалтийские русские: история в памятниках культуры (1710—2010)» о памятниках, преимущественно православных, в Литве и особенно в Вильнюсе.

Трутнев и Жиркевич

Смутно помнил, что с полотном И. П. Трутнева, изображающем посещение императором Александром II Виленской публичной библиотеки, что-то не так. Картина, писанная маслом, изображала государя, рассматривающего у стола достопримечательности библиотеки в присутствии генерал-губернатора Э. Т. Баранова, попечителя Виленского учебного округа И. П. Корнилова, служившего тогда при Корнилове А. П. Владимирова (известного сочинениями «Чай и вред его для телесного здоровья, умственный, нравственный и экономический», «Кухня, как путь эмансипации женщины» и «Чем набивают головы детей») и письмоводителя библиотеки Ю. М. Новашевского, была повешена в парадном читальном зале на почетном месте, над входными дверьми. А что с ней не так, оказывается, писал А. В. Жиркевич:

    Кому же и виленских старожилов, интересующихся местным прошлым, не известно, что Корнилов в ожидании приезда царя, полагая, что таковой приезд будет еще не скоро, ушел к себе на время, в квартиру, так что, когда государь действительно осчастливил библиотеку посещением, то Ивана Петровича там на лицо не было?!
    Спросите об этом, для проверки слов моих, у писавшего картину академика Трутнева, у здравствующего до сих пор Ю. М. Новашевского, и они вам подтвердят справедливость мною сказанного.
    Еще хуже, на взгляд наш, обстоит дело, если, как рассказывают, библиотечная комиссия знала об отсутствии Корнилова и заставила нашего маститого, талантливого художника уклониться от истины, желая увековечить на картине и основателя Библиотеки.

А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 50—51.

   

Гетероглоссия

Лапу

Признаться, воспоминаний Николая Бахтина не читал. Может быть, есть там что-то любопытное виленское. А по обрывочным сведениям представляю себе, что Бахтины жили то в Никодимском переулке, то на улице Тамбовской. Улица Тамбовская носит ныне имя Антония Вивульского, что, конечно, просто объясняется тем, что там некогда начал было строиться грандиозный железобетонный костел Сердца Иисуса по его проекту. Оставалось только кровлей покрыть, и там уже богослужения шли после войны. Но советы таки его разобрали и выстроили взамен Дворец культуры строителей. 

Костел Свв. Никодима и Иосифа

А Никодимский переулок сейчас почему-то улица Лапу, улица Листьев. Ну да, деревья там растут. Но мало ли где еще они растут. Непонятно. Но и Nikodemo gatvė ее уж вряд ли назовешь: от иезуитского костела первой четверти XVII века во имя свв. Никодима и Иосифа Аримафейского остались только заброшенные стены. Он сгорел в конце XVIII веке и долгое время оставался в развалинах, потом переделан был в жилой дом, который и «по настоящее время сохраняет следы прежняго своего назначения», как писал в своем путеводителе по Вильне Флавиан Добрянский.

Костел Свв. Никодима и Иосифа

К тому времени, т. е. к началу прошлого века, здание принадлежало женскому духовному училищу для здешних дочерей священников (оно неподалеку располагалось, на Островоротной 12, между Свято-Духовом монастырем и костелом Св. Тересы). Что было потом, не знаю. Общежитие? Склад? А сейчас черт знает что. Но фасады с барочными волютами радуют глаз. Вот откуда-то отсюда, из Никодимского переулка, и ходил Миша в свою Виленскую первую гимназию, проходя Острую браму (где вчера мое бедное воображение поразили польские байкеры), шел по Островоротной, минуя Ратушную площадь, спускался по Большой до поворота налево, у высоченной колокольни, в Благовещенскую улицу, а там-то его уже с нетерпением поджидали учителя, чтобы научить чему-нибудь хорошему.