Мужчина с книгой

Давненько не брал я в руки шашек. 

Но тут повод случился: внезапно на рижской улице Лачплеша голову задрал, высоченный пафосный фронтон art nouveau. А там назидательные барельефы: cлева бородатый и лысый мужчина антично возлежит, читая большую книгу, чем и включается в серию наблюдений над мужчинами с книгами. И тут-то и можно бы, казалось бы, поморализировать: сколь высоко человека может вознести чтение книг! Но там справа возлежит не совсем одетая женщина, которая тоже чем-то как будто занята. Прядет, похоже. И, быть может, нить судьбы выпрядает. 

А между ними по центру заходится в крике отчасти утратившее человеческий облик дитя. Специально увеличил барельефы для наглядности. И чему они нас учат?  Скорее всего тому, что если прясть и ткать, отвернувшись от ребенка, он, скорее всего, монстром станет.   

Польско-иезуитская пропаганда

Александр Жиркевич в «Сонном царстве великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова)» (о чем уже вспоминал не раз) пытается понять и в какой-то мере оправдать «новых русских людей» в Вильне времен М. Н. Муравьева и И. П. Корнилова, но в конечном счете осуждает, причем со своей «русской» точки зрения. Дескать, зря они в спешке совершали «научно-археологические варварства» в роде «уничтожения ценных, исторических, художественных фресок» в Ауле (т. е. в зале Смуглевича), «с заменой их живописью в византийском стиле». Они должны были «непременно и свято сохранить» «древнюю стенную живопись на исторические и мифологические сюжеты»:

Пусть бы оставались, например, в зале «Aula» фрески, аллегорически будящие нездоровые мечтания о былой силе польско-иезуитской пропаганды, как след давно минувших, отлетевших в область невозвратного прошлого призраков.

Они, конечно, теряли бы свое кажущееся обаяние, когда тот же зал наполнился бы рукописями, вещами, говорящими о более древней, православно-русской культуре края, портретами русских, местных мучеников, жизнь свою отдавших за любовь и преданность России, когда в этом же зале, в известной системе, были бы расставлены доказательства неумолимой, отрезвляющей, исторической действительности...

А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 32.

Опитолоки и Колноберже

Опитолоки

Поместье Опитолоки (Apytalaukis), километрах в пяти от Кейдан, принадлежало Завишам, Тышкевичам, Забеллам. Дворец перестраивался в 1850 году в духе неоготики, в 1880–1918 году в неоренессансном стиле. В 1951–1952 годах его восстановили и приспособили под дом престарелых, потом тут был психоневрологический пансионат. Усадьба, как видно, с самого начала была солиднее, чем скромное жилище Столыпиных в соседнем Колноберже (Kalnaberžė), и несравненно лучше сохранилась, в наши дни практически целым и стоит, даже окна со стеклами и крылья у лебедя и руки-ноги у мальчика в маленьком декоративном бассейне, обезвоженном, конечно, перед двухэтажным дворцом с массивными ризалитами и изящными, очень грамотно выведенными пилястрами, подчеркивающим углы рустом, белым лепным декором, который так хорошо всегда идет желтому цвету плоскостей стен. 

Колноберже

В отличие от удручающего своим состоянием «милого Колноберже», как называла усадьбу дочка Петра Аркадьевича Мария Бок. Дом окружен колючей проволокой, кровля местами дырява и дожди и снег продолжают разрушение изнутри, штукатурка снаружи местами обвалилась, с колонн сеней практически вся слетела, они краснеют красным кирпичом. Состояние деревянных потолочных перекрытий и лестниц внутри легко себе представить. Поэтому лучше обратиться от печальной участи столыпинской усадьбы к веселенькому дворцу Забелл. 

Усадьба Опитолоки, как пишут и говорят, восхищала своим роскошным интерьером, в особенности диковинной мебелью из рогов. 

Мебель Забеллы

Мебель эта выставлялась на Всемирной выставке в Париже в 1900 году и получила там золотую медаль. Графу Генрику Забелло она так понравилась, что он ее купил и привез в наш лесочек, в свою усадьбу.

Часть этого гарнитура, та, что уцелела от войн и расхищений под шумок политических перемен, в наши дни экспонируется в Кедайняй, в Музее Кедайнского края (Kėdainių krašto muziejus). Да там, в музее, вообще есть на что посмотреть: деревянный велосипед, кальян Тотлебена, кресты Винцаса Свирскиса (это kryždirbystė внесено в список культурного наследия ЮНЕСКО; Римантас Жиргулис рассказал, что Свирскис еще строил перпетуум мобиле, деревянный, конечно, заготовил для него уже детали, да только какая-то глупая служанка растопила непонятными деревяшками печку), латы и пулемет, всякая всячина. 

Колбаса в ведре

Упаковка ветра на фоне костела

Вторая половина понедельника в нашем лесочке подходила к середине, когда подойдя к остановке обнаружил на скамейке у остановки невысокого дядечку в сереньком пиджачке, джинсах, с стильными бачками, морщинистым лицом и черным пластмассовым ведром. Он сидел, сидел, а потом поднялся, подошел, покачиваясь, неверным шагом и спросил, а где это он и не Жирмунай ли тут? Новая Вильна, говорю, замечая в черном пластмассовом ведре красную длинную надкушенную колбасу. А где в Новой Вильне, поинтересовался он, и где здесь винно-водочный завод?

Юлюс пакует ветер

Тут мне грешному нечего было сказать, и он проковылял куда-то вдаль, постоял, пошатался, потом вернулся к остановке и сел в подошедший автобус. Доброго тебе пути, дядечка! Да не оставит тебя какой-нибудь подходящий святой своим попечением и выведет тебя на благой путь.

XXV Бурбулятор

А я отправился на Лукишский луг, где полюбовался, как замечательно упаковывают ветер Катя и Юлюс, и сам попускал мыльные пузыри; это был 25-й бурбулятор. С радугой, внезапно поднявшейся огромной стаей несчитанных ворон и дождиком, который быстро положил конец этим летним городским радостям. 

Scutum Sobiescianum

Памятник королю Яну Собескому

Живешь как в лесу и, конечно, знаешь, как славный наш иезуит астроном Мартин Одляницкий-Почобут сконструировал специальное созвездие Телец Понятовского в честь короля Станислава Августа, по гербу Понятовских, но оно не прижилось, не получило признания астрономической общественности. А вот данцигский = гданьский астроном Иоганнес Гевелий, он же Ян Гевелиуш, удостоил славного нашего короля Яна Собеского, — того, который турок под Веной разбил вдребезги, в память о чем в Литве водка выпускается, ничего плохого о ней сказать не могу, — созвездием Scutum Sobiescianum, и это единственный, оказывается, герб на небосводе и по сей день можно наблюдать, говорят, лучше всего в июле, в южном полушарии, — об этом ни сном ни духом. 

Podhajce, Bracław, Mohylów, Kalnik, Krasnobród...

Гевелий созвездие по случаю победы при Вене и назвал; между тем у Собеского еще два десятка побед случилось, как выясняется из плиты с названиями и датами на постаменте памятника Яну Собескому в Гданьске. Cозвездие называлось первоначально Scutum Sobiescianum, Щит Собеского, в форме его герба Янина — по виду герб и выглядит как щит, вот как в сердцевине герба Речи Посполитой (два Орла и две Погони) на постаменте. До войны памятник стоял во Львове, и после войны коммунисты задумали было переделать его в памятник Богдану Хмельницкому.

Корона, Орлы, Погони, Янина

А что? Памятник похож на микешинского гетмана в Киеве, голову поменять — и готово (то, что в молодые годы Ян Собеский воевал с войсками Богдана, придавало бы такой конструкции особую пикантность). Но потом передумали и увезли сперва в Вилянув, потом в Гданьск. Надпись Królowi Janowi III miasto Lwów при коммунистах от народа, конечно, скрывали, чтобы народ не ломал себе голову, почему город Львов поставил памятник королю не у себя, а в Гданьске. В 1989 году, когда все стало становиться на свои места, — в смысле коммунисты перестали заботиться о головах народа, потому что в рамках свободных выборов их, конечно, послали туда, куда обычно посылают коммунистов как только они перестают пользоваться танками и пулеметами и куда в наши дни обыкновенно посылают папу Коли (вот и кричалка такая старинная, еще с прошлого века, есть, для рифмы: «Беларусь — в Европу»), таблица тоже стала на свое место.

Яблоки

По близости мы еще видели Дерево Тысячелетия (Drzewo Millenium, это Гданьску столько лет), странную скульптуру Петра Твардовского „Gdzie jesteś?“ на Дровяном рынке (Targ Drzewny), Золотые ворота (Brama Złota) в утренней дымке, Верхние ворота (Brama Wyżynna) в ремонте, фасад Большого арсенала со стороны Угольного рынка (Targ Węglowy), между прочим с запоминающейся фигурой казака, больше похожего на рыцаря, и отрубленной во Львове, кстати, головой Ивана Подковы, и на трамвае уехали к морю, в такое место Бжезно. Омочили ноги в этой части Балтийского моря, пройдясь по линии прибоя, удивлялись яблокам, собирали алычу, а потом пилили немереные километры по аллеям Иоанна Павла и Грюнвальдской.

От Каноней к Гераклу

Ulica Kanonia w Warszawie

Улица Каноня, говорю, примечательна своими нетипичными для Варшавы фасадами, характерными скорее для северных приморских городов. Взять ту же улицу Длугу или Длуги Тарг (различать их не умею) в Гданьске, например. И сравнить с Каноней. Если уж зашла речь о сравнениях, то полезно сравнить катастрофическую ситуацию со свободой панорамы в балтийских странах с благодетельным положением FOP в польском государстве.

Ulica Długa w Gdańsku

В отличие от чудовищных законоустановлений по копирайту Латвии, Литвы, Эстонии, касающегося архитектурных сооружений, памятников и прочих авторских объектов в открытом пространстве, польский закон 1994 года дарует практически безграничную свободу панорамы. Так что можно публиковать где хочешь не только непонятного своим посланием «Силача» Станислава Чарноцкого на Гнойной горе (в эту свалку закапывали по шею сифилитиков с убеждением в целебных свойств гниющего мусора — хорошо, что ничего этого не знал, когда мы там немножко потоптались, вдаль на Вислу посмотрели), открытого в 1908 году, но и, гораздо более поздние, да хоть сегодня установленные. 

Силач

Например, памятник битве за Монте Кассино (безголовая белая Ника высотой в 12 метров, скульптора Казимежа Густава Землы), открытый в 1999 году неподалеку от сада Красиньских. И не надо ждать, пока пройдет сколько там надо лет со дня кончины авторов, и проч. А вот фотографии практически всего рижского югендстиля, например, по смыслу зверского латвийского закона, нелегальны. Как постиг из польской Википедии, памятник железобетонный, покрытый каррарским мрамором, вес самой колонны Ники 70 тонн, весь памятник — 220 тонн, под ним серьезный фундамент и глубоко вбитые сваи.

Pomnik Bitwy o Monte Cassino w Warszawie

«А что это, — говорю, — не попадаются нам какие-нибудь интересные граффити?» И тут как тут на аллее Иоанна Павла II колоссальные, на всю стену дома, солдаты. На досуге их можно в другом месте посмотреть. «Золотые террасы» (в том же самом почти что месте тоже видно, как это выглядит), под рукой paragon fiskalny заведения „Italian Corner“: spaghetii Bologhnese 16,50, sola (рыба такая бывает) 19,99, risotto z kurczakiem 18,90, herbata 5,00, — чтоб была польза от сих заметок туристам и паломникам. Помпезные фасады Маршалковской, представление из жизни насекомых, музыкальный спектакль Яна Бжехвы Pchła Szachrajka, где эта самая Pchła дурила комара и еще кого-то насекомого пением под фонограмму, но обман, как это в сказках обычно бывает, назидательно раскрылся, потом издалека замечательный белый неоготический костел Спасителя с двумя грациозными башнями на площади Спасителя (похожий в Даугавпилсе, кстати), и от нее аллеей Вызволеня в сторону Уяздува и Лазенок. 

UFO

По дороге попался еще «летний центр культуры» UFO (Unexpected Fountain Occupation, — а вы что подумали? — с девизом Warszawa stolica kultury forever) у аллей Уяздовских, в самом деле в котловане из-под недействующего бассейна — кавярня, маленький бассейн и торговля книжками, бижутерией и черт знает чем, про которую Лариса сказала было, что это блошиный рынок, а Алеша резонно стал спорить: блошиный рынок — это когда дешево продают старые вещи, а это художественная акция, на которой хипстеры дорого продают какую-то ерунду.

Всякая ерунда

Эталон Самсона для меня грешного с детских лет золотой силач Петродворца, с таким характерным движением. И Самсон в Лазенках мне бы показался каким-то скованным, что ли, только это вовсе не Самсон, а Геракл. XVIII век, долго без головы стоял, пока скульптор Веслав Винклер не приделал ему голову, для которой моделью послужила голова работника Лазенок, по имени Станислав, о как! То-то, смотрю, как-то странно она держится на туловище. Красивый классицистский дворец на острове, вода, утки, павлины и здоровенные рыбины, красивые скульптуры, опять же солнечные часы.

Геракл

Самое же удивительное впечатление доставили два павлина и пава на сцене амфитеатра, тоже конца XVIII века, произведение Яна Христиана Камсетцера, придворного архитектора Станислава Августа. Не могу рассказать, это показывать в лицах надо, как павлин и пава часами, казалось, стояли друг напротив друга, в гляделки играли, иной раз поворачивая и ушагивая к краю сцены. А другой в стороне время от времени кричал ужасным своим павлиньим голосом что-то, иной раз проходя было на сцену, но потом ретируясь. А те ему тоже что-то такое вразумляющее отвечали. И опять, и снова. И так часами.

От памятника Пилсудскому к Каноней

Решетка памятника Адаму Мицкевичу

Полюбовавшись сменой почетного караула у Могилы Неизвестного Солдата, предался возвышенным, но кратковременным размышлениям у плиты на площади Юзефа Пилсудского, где папа Иоанн Павел II и полмиллиона поляков свершили мессу в 1979 году, и он тогда сказал слова про Дух, который снизойдет и изменит облик земли, этой земли, и их поняли так же правильно, как и другие его слова, мол, не бойтесь, — и оно и началось: Гданьск, Валенса, «Солидарность». От памятника маршалу Пилсудскому прошли к Краковскому Предместью, где Ларису развлек притомившийся гость Варшавы на скамейке, которого разбудила Straż miejska, а меня грешного навороченная ограда навороченного памятника Мицкевичу и мемориальные таблички про Шопена, POW и Реймонта. 

Евангелист Лука костела Святой Анны

Живешь как в лесу и не знаешь, что нобелевский лауреат Владислав Реймонт, оказывается, был еще и портным (mistrz krawiecki) и член соответствующего цеха, о чем гласит мемориальная таблица на доме № 41 по Краковскому Предместью. У меня грешного в трудовой книжке было запись в одном месте про маляра четвертого разряда, в другом — про матроса-спасателя, но красить чего-нибудь или кого спасать на водах, если честно, то лучше мне не поручать, так что, в отличие от Реймонта, который в случае литературного неуспеха без своего портновского куска хлеба б не остался, вишу практически на волоске. От этих тягостных размышлений отвлекут разве что Якуб Мональди (вообще-то на своей итальянской родине Джакомо), зарабатывавший своим скульптурным искусством в Польше при последнем польском короле Станиславе Августе, и Францишек Пинк или Бинг, венский уроженец (вообще-то на своей австрийской родине Франц).

Святой Августин костела Святого Мартина

Они изготовили для ниш костела Святой Анны (классицистский, стоит там, где Краковское Предместье вливается в Замковую площадь) статуи четырех евангелистов удивительно непропорциональные, — все как на подбор коротконогие и длиннорукие. Но, может быть, это непредусмотренный творцами эффект расположения в возвышающихся над уровнем зрителей нишах? Стой они на земле, так и выглядели бы нормально?Такой же длиннорукий оказался святой Августин в нише костела Святого Мартина на Пивной, — кстати говоря, того же Яна Ежи Плерша, что и География, Слава и Юпитер с Венерой в Саксонском саду (еще недавно статуй Августина и Станислава по обеим сторонам входа в храм не было, их осенью 2009 года реконструировали по цифровым моделям на основе довоенных снимков и на средства сестер францисканок).

«Не были б поляки», — справедливо заметила Лариса по поводу рекламы чудесных аутентичных и эффективных травок отца Гжегожа Сроки у базилики Святого Иоанна Крестителя (по костелу, собственно, улица Свентоянская получила свое имя; угадай с трех раз, отчего улица Пивна называется Пивной).

Zioła ojca Grzegorza Sroki

А как же! — Взять, например, того же варшавского василиска, которого одолели, как известно, в подвале на примыкающей к Рынку Старого Города улице Кривое Коло при том же короле Сигизмунде Августе, при котором и нашего виленского василиска извели, по одной версии с помощью руты, по другой — зеркала. В нашем лесочке использование василиска пошло главным образом по части краеведческой литературы плюс стихи Чеслава Милоша и Айдаса Марченаса, повесть Макса Фрая, романы Ричардаса Гавялиса и Кристины Сабаляускайте. 

Restauracja Bazyliszek

А варшавяне доблестно использовали гастрономически-коммерческий потенциал своего василиска, что выражено успешной, должно быть, деятельностью ресторана „Bazyliszek“ (и целой сети ресторанов в Польше и за океаном).

Kanonia в столичном городе Варшава — не столько улица, сколько небольшая площадь, треугольная, а названием, как пишут в интернетах, обязана канонии, то есть домам каноников варшавской капитулы, окружавших некогда бывшее тут кладбище. В одном из этих домов жил в канувшие в Вислу годы Артур Оппман, между прочим обработавший легенду о варшавском василиске. 

Dzwon odlany przez Daniela Tyma

В окнах второго этажа другого дома внимание просвещенного путешественника уже в наши дни не может не приковать надпись PA RT IA KO BI ET. А в центре placyku стоит колокол, отлитый в 1646 году тем же Даниэлем Тымом, который и статую короля Сигизмунда Вазы для колонны Сигизмунда Вазы отливал, открыточной, что на Замковой площади стоит. Еще Каноня примечательна, во-первых, одним самым узким в Варшаве и в Европе, как пишут в интернетах, фасадом шириной в два метра (уловка против налогов, которые взимали по ширине фасада); во-вторых, своими нетипичными для Варшавы фасадами, характерными фасадами ганзейских городов. Пошуровал бы по своим закромам, так показал бы похожие фасады Риги или Таллина. Но лучше из свежей добычи: взять ту же улицу Длугу в Гданьске, например. И сравнить с Каноней.