Портрет василиска

Завсегдатаям Бурбуляторов, должно быть, известен по Лаймикису художник Сергей Первушин, он же жж-юзер exabute, автор постеров Бурбуляторов. Как стало известно, в разговоре с темпоральной Катей он очень обрадовался, узнав, что точных сведений о внешнем облике нашего виленского василиска скорее нет, чем есть: свидетели и очевидцы все же же окаменевали и уж ничего поведать любознательным студентам и пытливым исследователям не могли (хотя Нарбут, писал, как мы помним, что заслуженный профессор Фердинанд Шпицнагель в нашей славной Альме матер даже чучело какой-то помеси петуха и рыбы демонстрировал на публичных лекциях). Что, конечно, развязало руки и все восемь ног Осьминога в шляпе. Удивительным образом бесстрастный фотообъектив в руках Елены Михайловны обнаружил поразительное сходство между мною грешным и этим чудищем подземелий Бакшты. Йохоо!      

О чудесах

Перед тем, как кафедру философии в императорском Виленском университете столь несчастливо занял было Юзеф Голуховский, преподавал глубокомысленные науки пиар Анёл Довгирд, в 1828 году защитивший докторскую диссертацию «О чудесах». А говорят, мол, упадок Альмы матер при Новосильцеве начался.

Vikerkaare külalistemaja

Смотрю на заснеженный Тарту вооон из того окна наверху, посередине, Vikerkaare külalistemaja на снимке, сделанном, страшно подумать, два года тому назад, в сентябре 2008 года, — а кажется, что все десять лет просвистело глазом не моргнув, — когда мне грешному довелось обитать тут же, разве что, может быть, этажом ниже, на улице, конечно, Vikerkaare. И тогда мы тут занимались наукой («Критика и литературоведение в культуре русской эмиграции», потом были еще «Мифология культурного пространства», «Эстония и Россия в ХХ столетии: диалог культур», совсем недавно Лотмановский семинар), и сейчас опять же ею: «Нации в литературе. “Идеологическая география“ западных окраин Российской империи в литературе». Среди участников Любовь Киселева (Тарту; «Литературная составляющая в имперском национальном проекте»), Олег Лекманов (Москва; «У Лукоморья: об одном националистическом петроградском журнале» — не такой уж он ужасным был, оказывается, и даже вовсе не такой), Евгения Назарова (Москва; «“Другим“ о “своих“: рассказы Карла Александра Скуйе о латышских крестьянах для русского юношества. 90-е гг. XIX в.» — случай обстоятельного доклада о никому неизвестном фигуранте, значение коего для судеб, например, чего бы то ни было, по-видимому, ничтожно), Алексей Вдовин (Тарту; «Русский народный характер как “литературный обман“: (рассказ А. Ф. Писемского Леший)» — отличный доклад с интригой и замечательным анализом повествовательной техники), а также Роман Войтехович (Тарту), Татьяна Мисникевич (Петербург), Андрей Немзер (Москва), Татьяна Степанищева (Тарту), Елизавета Фомина и другие умные и симпатичные люди.

В досье на иезуитов

— Есть у нас где-то фиговенький конспект на иезуитов? — Надо этим заняться, когда будет время. Это конспект виленских записей:

Погибни все — цари и царства,
В народах бунт да воскипит;
Но лишь бы в келии коварства
Сидел спокоен езуит!

По поводу событий 25 мая. Перепечатка из «Народного голоса». Вестник Западной России. 1867. Кн. 5. С. 208.

Неграмонирующий

Иные удачные ачипятки втемяшиваются надолго. На днях застряла одна такая, затесалась из толп ваделоток и вайделотов прекрасного романа (жаль, что, кажется, так и не закончился) писателя Сергея Калугина про Ягайлу, избалованного своей русской матерью Юлианией, отчего и пошли, конечно, как ни странно, все беды литовского народа, а вот расово чистое происхождение Витовта сделало его, натурально, истинно литовским прорусским патриотом, и вот что-то там с чем-то писателем Калугиным отмечено как неграмонирующее.

От Ягеллы ренегата

Возносясь под небесами,
Над литовскими лесами,
Православный русский крест,

Вновь блестит, что солнца луч

Светел, дивен и могуч!
Здравствуй, Русь! четыре века
Не видались мы с тобой,  —
Волей злого человека
Разлученною сестрой!
От Ягеллы ренегата
Свой предавшего народ,
Игу римского разврата,
Как несчастьем ты богата!

И так далее. Там какой-то странный ритмический сбой выскочил («Путь давать, для той свободы, / К какой идем с отцем — / С русским соколом-Царем»), что говорит, должно быть, о непосредственности и искренности чувств. Вот какие славные стихи печатали в Вестнике Западной России (1866, Кн. X. Т. IV. С. 67—68), между прочим, в типографии Адама Киркора.

Хворания по моде Николая Страхова

«Веских оснований для того, чтобы сформулировать заглавие статьи таким образом, у нас, к сожалению, нет, так как нет никаких документальных свидетельств о существовании ... », — прекрасное начало научной статьи (Л. Зайонц. «Хворания по моде Николая Страхова, или Об одном неосуществленном замысле Ю. М. Лотмана». Антропология культуры. Вып. 2. Москва: Вердана, 2004. С. 171). Когда вырасту большой и образумлюсь, то, если повезет, всегда буду так научные статьи начинать. 

Спасибо за книжки доброй Татьяне Владимировне и послужившей, можно сказать, медиатором Елене Михайловне.

Иезуиты в России

Когда вырасту большой и образумлюсь, то, если повезет, займусь на досуге образом иезуита в русской культуре. Удивительная вещь: если не Литва, то уж Вильнюс точно обязаны им лучшим, что в них есть — Университетом и барокко, а носитель истинно русского национального изоляционистского самосознания Савел Прокофьевич Дикой самородка Кулигина раз татарином называет, другой раз племянника Бориса ругает «Я с тобой и говорить-то не хочу, с езуитом». А руководящие русскими нигилистами кукловоды иезуиты в «Некуда» Н. С. Лескова? Про роман Вс. С. Соловьева «Княжна Острожская» (1876), живописующий козни иезуита Антонио Чеккино, страшную деятельность «созданной адскою силою» дружины иезуитов, «невидимые стрелы которой были насквозь пропитаны смертоносным ядом», и иезуитский костел в Вильне с таинственными подземельями (зловещее место пыток и бесследного исчезновения людей) что и говорить: читатель на последних страницах с облегчением вздохнет — от той адской силы остались развалины да «монастыри их со всеми своими страшными тайнами, с цепями и грудами костей человеческих, разбросанных в подземельях. А на этих развалинах созидается православная церковь и звучит русское слово».

Особенно же примечательно письмо священника Успенской церкви г. Ижевск тов. Сталину декабря 1942 года с просьбой построить на его, священника, личные сбережения два боевых самолета «Александр Невский» и «Дмитрий Донской», чтоб эти грозные машины покарали «виновников человеческих несчастий — гитлеровских иезуитов» («Правда», 5 января 1943 г.).

Rusiškasis Vilniaus tekstas

ISBN 978-9955-33-522-1

Между тем коллега Григорий Поташенко вручил книгу "Naujasis Vilniaus perskaitymas: didieji Lietuvos istoriniai pasakojimai ir daugiakultūrinis miesto paveldas" со статьей меня грешного (в переводе Ирены Поташенко, отважно справившейся со стихами, – ну пусть по две-три строчки, – Федора Глинки, Тютчева, Павла Кукольника, Саши Черного, Евгения Рейна и других), под одной обложкой со статьями и эссе харизматичного Альфредаса Бумблаускаса, Валентины Брио (фрагмент ея книги 2008 года «Поэзия и поэтика города: Wilno – וילנה – Vilnius»), Чеслава Милоша (перевод его памятной, можно сказать, проповеди-исповеди, опубликованный в издании: Günter Grass, Czesław Miłosz, Wisława Szymborska, Tomas Venclova. Pokalbiai apie atminties ateitį. Gespräche über die Zukunf der Erinnerung. Rozmowy o przyszłości pamięci. Vilnius: Baltos lankos, 2001), Томаса Венцловы (текст варшавской лекции 2009 года, на литовском публиковавшийся в Kultūros barai и в других интернетах, доступный также на английском), поэта Георгия Ефремова, историка Шарунаса Лекиса и Юргиты Шяучюнайте-Вярбицкене (о еврейском наследии), Татьяны Поклад (о белорусском, конечно), Григория Поташенко (о старообрядческой традиции в Вильнюсе). 

Харизматичный Бумблаускас

А также Расы Чяпайтене (очень интересный анализ применявшихся стратегий памяти и возможных практик и перспектив этого дела), Марии Дремайте (про «советскую литовскость» архитектуры социалистического Вильнюса), Д. Мачюлиса – А. Никжентайтиса – В. Сафроноваса (о символическом овладении многокультурными Каунасом, Клайпедой, Вильнюсом), с многочисленными и большей частью нетривиальными фотографиями и репродукциями, – их под 160 насчитал на 316 страниц. 

Эссеистичный Ефремов

Под это дело, во-первых, не мог не вспомнить мудрой мысли Томаса Венцловы о том, что какую книгу про Вильнюс ни выпусти, едва ли не про каждую можно сказать, что такой еще не было (кто слушал или, может быть, читал на белорусском Радыё Свабода в июле, как там Павал Лаўрынец дзяліўся уражаньнямі пасьля прэзэнтацыі, тот должен помнить –  «Вільня такі горад, што якую б пра яго кнігу не выдавалі, пра кожную можна сказаць – такой яшчэ ня было»). Во-вторых, загрузил пдф своего сочинения, раз уж точно на бумаге есть, в известное место. В третьих, снабдив деликатно снабдив  сей пост  (над отделкою которого недолго мудрил) приличными случаю фотоснимками, отнюдь, как видно, не перебарщивая (вот Никжентайтис, например, в закромах остался, и Поташенко, и Венцлова, и другие),  и, не обскобливши, пустил на свет. 

Аннотация (lt). То же в другом месте (с комментарием, кстати говоря, Рышарда Мацейкянца).

Везде на Западе люди живут по-людски

В. В. Грязнов

Когда в постмуравьевскую эпоху зал Смуглевича, служивший некогда аулой Виленского университета, готовили под репрезентативный читальный зал Виленской Публичной библиотеки (открытой 24 мая 1867 года), то старые фрески уничтожил художник Василий Грязнов — «суетящийся, кричащий, ругающийся, неисчерпаемый в темах древнерусской стенописи, сокрушающий, изгоняющий кистью своей "Польшу", всюду, всеми способами, — вплоть до варварского уничтожения исторических фресок», как вспоминал его Александр Жиркевич (А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 173). Речь шла в первую очередь о фресках аулы: Грязнов причислен к сотрудникам Муравьева, которые

     ...торопились, причем не стеснялись даже совершать научно-археологическия варварства — в роде уничтожения ценных, исторических, художественных фресок в так называемом актовом зале «Aula», служившем некогда для ученых заседаний б. Виленского Университета и Медицинской Академии, с заменой их живописью в византийском стиле...

А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 32.

Тот же Грязнов в августе 1908 года на заседании общества «Крестьянин» в помещении Русского общественного собрания выступил с речью, в которой заявил:
     Со времен Владимира говорим одно и то же. Везде на Западе люди живут по-людски. Посмотрите, даже в Чехии чехи сделались людьми образованными. А почему? Потому, что там найден новый путь.

В обществе «Крестьянин» // Северо-западный голос. 1908. № 811. 5 августа. С. 4.

Найденный путь к тому, чтобы начать жить, наконец, по-людски, как на Западе, заключался в том, чтобы ввести в школах преподавание рисования на память. Судя по всему, таки не ввели.

Христианское слово

Эксклюзивная возможность предпросмотра будущей передачи «Христианское слово», которую зрители LTV увидят в конце октября, а читатели моего блога могут посмотреть уже сейчас. Ролик загрузил создатель передачи Леонид Глушаев, под руководством которого позировал камере в последний день августа. По поводу книги «Прибалтийские русские: история в памятниках культуры (1710—2010)» о памятниках, преимущественно православных, в Литве и особенно в Вильнюсе.

Трутнев и Жиркевич

Смутно помнил, что с полотном И. П. Трутнева, изображающем посещение императором Александром II Виленской публичной библиотеки, что-то не так. Картина, писанная маслом, изображала государя, рассматривающего у стола достопримечательности библиотеки в присутствии генерал-губернатора Э. Т. Баранова, попечителя Виленского учебного округа И. П. Корнилова, служившего тогда при Корнилове А. П. Владимирова (известного сочинениями «Чай и вред его для телесного здоровья, умственный, нравственный и экономический», «Кухня, как путь эмансипации женщины» и «Чем набивают головы детей») и письмоводителя библиотеки Ю. М. Новашевского, была повешена в парадном читальном зале на почетном месте, над входными дверьми. А что с ней не так, оказывается, писал А. В. Жиркевич:

    Кому же и виленских старожилов, интересующихся местным прошлым, не известно, что Корнилов в ожидании приезда царя, полагая, что таковой приезд будет еще не скоро, ушел к себе на время, в квартиру, так что, когда государь действительно осчастливил библиотеку посещением, то Ивана Петровича там на лицо не было?!
    Спросите об этом, для проверки слов моих, у писавшего картину академика Трутнева, у здравствующего до сих пор Ю. М. Новашевского, и они вам подтвердят справедливость мною сказанного.
    Еще хуже, на взгляд наш, обстоит дело, если, как рассказывают, библиотечная комиссия знала об отсутствии Корнилова и заставила нашего маститого, талантливого художника уклониться от истины, желая увековечить на картине и основателя Библиотеки.

А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 50—51.

   

Гетероглоссия

Лапу

Признаться, воспоминаний Николая Бахтина не читал. Может быть, есть там что-то любопытное виленское. А по обрывочным сведениям представляю себе, что Бахтины жили то в Никодимском переулке, то на улице Тамбовской. Улица Тамбовская носит ныне имя Антония Вивульского, что, конечно, просто объясняется тем, что там некогда начал было строиться грандиозный железобетонный костел Сердца Иисуса по его проекту. Оставалось только кровлей покрыть, и там уже богослужения шли после войны. Но советы таки его разобрали и выстроили взамен Дворец культуры строителей. 

Костел Свв. Никодима и Иосифа

А Никодимский переулок сейчас почему-то улица Лапу, улица Листьев. Ну да, деревья там растут. Но мало ли где еще они растут. Непонятно. Но и Nikodemo gatvė ее уж вряд ли назовешь: от иезуитского костела первой четверти XVII века во имя свв. Никодима и Иосифа Аримафейского остались только заброшенные стены. Он сгорел в конце XVIII веке и долгое время оставался в развалинах, потом переделан был в жилой дом, который и «по настоящее время сохраняет следы прежняго своего назначения», как писал в своем путеводителе по Вильне Флавиан Добрянский.

Костел Свв. Никодима и Иосифа

К тому времени, т. е. к началу прошлого века, здание принадлежало женскому духовному училищу для здешних дочерей священников (оно неподалеку располагалось, на Островоротной 12, между Свято-Духовом монастырем и костелом Св. Тересы). Что было потом, не знаю. Общежитие? Склад? А сейчас черт знает что. Но фасады с барочными волютами радуют глаз. Вот откуда-то отсюда, из Никодимского переулка, и ходил Миша в свою Виленскую первую гимназию, проходя Острую браму (где вчера мое бедное воображение поразили польские байкеры), шел по Островоротной, минуя Ратушную площадь, спускался по Большой до поворота налево, у высоченной колокольни, в Благовещенскую улицу, а там-то его уже с нетерпением поджидали учителя, чтобы научить чему-нибудь хорошему.

Онейрический мотив

Витовт выбирает место для храма в честь Анны

То, что Вильнюс приснился князю Гедимину, — факт общеизвестный. Онейрические мотивы присутствуют также в целом ряде других текстов, связанных с Вильнюсом. Определенный интерес должна представлять своего филиация генерального мотива в сюжетах, в которых во снах являются отдельные объекты города. Один из таких примеров — исторический роман Сергея Минцлова «Орлиный взлет» (Рига: Типография „Star“, 1931). В эпилоге его повествуется о том, как на самом деле появился костел Святой Анны, и сцена иллюстрирована художником Александром Апситом:

    По окончании шумных торжеств и разъезда высоких гостей Вильна сразу стала казаться вымершей. Витовт в первую очередь занялся восстановлением всего разрушенного во дни усобиц и, в один из особенно любимых им ясных сентябрьских дней, вздумал прогуляться пешком вместе с Анной и направился вниз по откосу горы; их сопровождал переваливавшийся, как медведь, неизменный Махмут.

    Тропка вилась через редкий лесок позади стены нижнего замка прямо к городу; дышалось свежо, клены и плакучие ясени стояли все в пурпуре и в золоте; землю покрывала желтая пелена из опавших листьев; Вилейка синими пятнами проглядывала сквозь деревья.

    Впереди чернело пожарище; Витовт свернул влево от него и заметил, что Анна отстала и озирается с недоумевающим видом.

    — Что ты ищешь?.. спросил князь, остановившись.
    — Не ищу, а нашла!.. отозвалась она: — поди-ка сюда, ко мни!
Витовт поднялся на холм, на котором находилась Анна.

    — Помнишь мой сон в Мариенбурге?.. я видела небольшую горку и ты будто бы складывал на ней стену из кирпичей?.. Вот это место!.. она указала рукой на землю под собой: — и замок отсюда виден... все точь-в-точь, как во сне!.. голос ея звучал взволнованно.

    Витовт обнял жену.

    — Твой сон вещий!.. произнес он: — пусть же этот холм послужит подножием для памятника в твою честь! Это будет мое спасибо за всю твою неизменную любовь и поддержку, которые я всегда имел от тебя!

    Зарумянившаяся Анна молча прижалась к мужу.

    Витовт сдержал свое слово: близ Замковой горы выросло сперва деревянное, а впоследствии одно из прекраснейших в мире готических зданий — костел святой Анны. Он не велик, воздушен и до того строго-хорош, что Наполеон в 1812 году долго любовался им и сказал, что если бы было возможно, он поставил бы его себе на ладонь и увез во Францию.

С. Р. Минцлов. Орлиный взлет. Исторический роман. Удостоен награды на литературном конкурсе в честь Витовта Великаго. С портретом автора и 12 оригинальными рисунками художника А. Апсита. Рига: Типография „Star“, 1931. С. 200—201.

Лукишская площадь в Bubble day

Бурбуляторюс XV

Как обычно бывает в весенне-летний сезон каждый второй понедельник, количество человеческих существ разных возрастов, полов, вероисповеданий и профессиональных занятий на каждый квадратный метр Лукишской площади, носившей лет сорок имя Ленина (до войны с 1936 года называлась, если ничего не путаю, именем Юзефа Пилсудского), резко подскочило к вечеру. Там, где проходили «праздничные демонстрации, парады и митинги трудящихся» (Антанас Папшис. Вильнюс. Вильнюс: Минтис, 1977. С. 89), или ничего не проходит, или Burbuliatorius, с испытаниями различных девайсов для пускания и выдувания мыльных пузырей и упаковкой ветра. 

На фоне Св. Филиппа и Иакова

Испытания приобретенного на днях Spara bolle прошли успешно. Об этом свидетельствуют, в частности, фотографии Линаса Василяускаса, Виктории Самаринайте и других добродетельных фотодокументалистов. Сам же больше мыльные пузыри пускал, чем фотографировал. Но все равно с десятка два снимков набралось. Загрузил их, по обыкновению, без разбора, а частично использовал в одном посте под названием Bubble day XXV. В путеводителях по Вильнюсу советской поры площадь называют одной из самых больших (4 га) и красивых в Вильнюсе. 

Классицистские фонари

Она была приведена в порядок и благоустроена в 1952 году, «к празднованию двенадцатой годовщины восстановления Советской власти в Литве», по проекту архитектора Владисловаса Микучяниса (1913—2000). Архитектора, несмотря на литовское имя, безоговорочно к представителям литовской национальной школы архитектуры, если таковая есть, никак не отнесешь: уроженец Санкт-Петербурга, он окончил Ленинградский институт инженеров коммунального строительства (1937) и до 1944 года работал в Ленинграде, а с 1945 был главным архитектором Вильнюса; один из его проектов — возведенное в 1947 году и в 2000 разобранное здание Русского драматического театра (уж скоро и забудется, где оно было там, на нынешней Йогайлос). 

Bubble day

Классицистские фонари и такие же симметричные дорожки в бордюрах, усыпанные каким-то красным песком, в перекрестке которых возвышалась на постаменте из красного гранита статуя вождя работы скульптора Николая Томского. Никак не соберусь проверить по старым фотографиям или в парк Грутас специально с научными целями съездить, действительно ли Ленин стоял в женском пальто — пуговицы застегиваются не слева направо, а справа налево, как утверждалось в повести Григория Кановича «Шелест срубленных деревьев».   

Парное пузырение

В 1991 году памятник был демонтирован; с тех пор не идут мимо площади колонны демонстрантов, и только в старой книжке прочитаешь: «здесь у памятника В. И. Ленину дают торжественную клятву быть настоящими ленинцами. По вечерам, когда зажигаются фонари, здесь всегда полным-полно народу» (А. Медонис. Туристу о Вильнюсе. Вильнюс: Минтис, 1965. С. 141). Первому свидетелем не был, но готов поверить; второго и не наблюдал, и не верю. А в наши дни нанотехнологий и интернетов над теми же дорожками и теми же фонарями, над газонами и кустами по вечерам каждого второго понедельника, на фоне старого доминиканского костела Святых Иакова и Филиппа разлетаются мыльные пузыри и вороны.

Прибалтийские русские: история в памятниках культуры

Один из авторов

 История для меня грешного началась в апреле 2008 года, когда Александр Гапоненко, президент Института европейских исследований (Рига), предложил принять участие в подготовке и реализации проекта, приуроченного к 300-летию включения Лифляндии и Эстляндии в состав Российской империи (1710). Предполагалось составить и выпустить каталог памятников материальной культуры, связанных с жизнью русских в балтийских странах Балтии, и провести научную конференцию. К сожалению, по разным причинам не удалось привлечь к работе некоторых предполагавшихся историков, краеведов, авторов публикаций о православных храмах Литвы. А конференция («Памятники русской материальной культуры в странах Балтии. 1710—2010») состоялась осенью 2009 года, когда работа над изданием практически завершалась: правильнее было бы нам еще в начале собраться на рабочем семинаре и обсудить, какие объекты и на каких основаниях включать, по какой схеме и в какой манере описывать. Тем более, что знакомый с незапамятных 1990-х годов Юрий Мальцев и его коллега Коробов из Общества охраны памятников русской культуры в Эстонии давно стали экспертами по части выявления и грамотного описания объектов культурного и исторического наследия. 

Презентация на Раугиклос 25

Среди авторов книги (и участников той конференции) оказались и другие старые знакомые — рижане Анатолий Ракитянский и Олег Пухляк, Михаил Петров из Таллина. Себе отвел роль координатора и редактора, постаравшись статьи распределить, между прочим, среди бакалавров русской филологии и тогда еще студентки Александры Самойленко, Анны Мороз, Юли Кузинковайте (на снимке вверху), не без надежды на то, что, может быть, втянутся и вырастут в специалистов по этому делу. Книга вышла весной, а в понедельник наконец увидел ее живьем. Она приняла все-таки форму отнюдь не каталога, как мне воображалось, и очерки объектов оказались сильно подредактированными, приобретя налет беллетризованности. Надо ли говорить, что это не совсем то, на что надеялся. 

Прибалтийские русские

К важным недостаткам можно отнести отсутствие указателей: напрашиваются, помимо именного, указатели предметный и местностей. Режет глаз «Дворец Зубовых в Шауляе» (с. 200), при том, что по соседству (склонением в единственном числе все же удивляет) «Парк графа Зубова в Шяуляе» (с. 208). Или вот, среди неизбежных опечаток, подпись под фотографией Репнинской часовни у входа в парк Вингис: «Родовая часовня на кладбище Висагинас» (с. 172; имелся в виду таки Вингис, очевидно). Нетривиальна структура: внутри каждого из пяти хронологических разделов объекты разнесены по современным административно-территориальным единицам, так что Дерптский университет, памятники Барклаю де Толли или академику Карлу Бэру в Тарту искать надо в Лифляндской губернии, где по соседству рижские здания, отдельно от ревельских Екатериненталя, могилы Крузентштерна и Свято-Никольской церкви (Эстляндская губерния), а режицкие и динабургские объекты числятся, естественно, по Витебской губернии.

Интервью Первому Балтийскому

Библиографическая инфо: «Прибалтийские русские: история в памятниках культуры (1710–2010)» (Рига: Институт европейских исследований, 2010; 736 с.). Под общей редакцией А. В. Гапоненко. Вводные статьи А. В. Гапоненко, П. М. Лавринец, Ю. П. Мальцев. Редактор О. О. Язев. ISBN 978-9934-8113-2-6.

Кроме того, перечисление (неполное) описанных объектов и авторов. Накануне презентации в Вильнюсе наговорил для радио, но вовремя не слышал и в архиве передач сейчас не нахожу; появится со временем, наверное. Что и как показал Первый Балтийский, тоже не видел. 

Публика

Публики собралось, как для знойного августовского дня, порядком (о прессе, спасибо, Нина Мацкевич похлопотала); привезенные Александром Гапоненко проездом из Калининграда все 35 штук книг были стремглав разобраны (остаюсь должным авторскими экземплярами Ирене Некрашене в Шяуляй, Римантасу Жиргулису в Кедайняй, Римгаудасу Рилишкису в Маркучяй). Комментарии по поводу презентации см. в Дельфи и «День за днем», а в Фотобанке Владимира Царалунги-Морара симпатичный фоторепортаж. «Экспресс-неделя», «Литовский курьер», «Живой колос» еще, может быть, отзовутся; Регина Лаукайтите собралась для "Knygų aidai" отзыв писать (журнал с периодичностью в два месяца, если не больше, так она еще семь раз может передумать).   

Faustino Rivero Ulecia и Spara bolle

Прибалтийские русские

Предусмотрительно и заблаговременно озаботившись предстоящей презентацией книги «Прибалтийские русские: история в памятниках культуры (1710—2010)», провел чуть ли не два часа в супермаркетной прохладе, главным образом в непроизводительном и малоэффективном выборе вин. С водкой, например, всегда намного понятнее. В конце концов остановился на испанском сухом белом и таком же красном. Но разве можно было не помнить об очередном bubble day в ближайший понедельник (тем более юбилейном пятнадцатом и, кажется уже не только в Вильнюсе, Каунасе и Лондоне, но и Дублине)? 

Спара болле

Ноги сами так и ведут к полкам с известного рода товаром. И рядом со знакомыми Miracle Bubbles наметанный глаз тут же обнаруживает Spara bolle. Чтоб понятнее было, это такой Soap bubble shooter как бы итальянской «лафермы» Villa Giocattoli, вселенского лидера в сфере производства игрушечного оружия, китайской, конечно, продукции, по-русски сказать пузыремет. Восемь литов, и готичненькие космические  крылатые монстры в клешах на картонке.  Рукоятка мелковата, практически на три пальца от силы. Видел их в деле у племянницы в руках. У нее оружие, кажется, быстро стрелять перестало. Может быть, мне больше повезет.

Исполком Сталинского района

  После войны в этом доме (улица Басанавичяус 15) располагался исполком Сталинского района. Район потом стал Октябрьским. А здание сооружено, как предполагается, по проекту Тадеуша Марии Ростворовского — удивительное буйство декора: коринфские капители пилястров, лепные гирлянды по фризу, скульптурки ангелочков, поддерживающих щит отсутствующего герба, и прочее, чему уже и слов не подберу.

Бичюнас и Казань

Витаутас Бичюнас

На досуге цинично отсканировал из любимой книжки Ляонаса Гудайтиса шарж Пятраса Калпокаса, изображающий «Паука девяти ремесел» Витаутаса Бичюнаса (Spaktyva. 1927. Nr. 23-24). Тот и в самом деле и в Сейм избирался (от крикдемов, между прочим), и в театральной критике подвизался, и драматург, актер, сам себе режиссер, стихи писал (если не ошибаюсь, первые опыты на русском), драмы сочинял (между прочим про «Грюнвальденскую битву»), сотрудничал как ковенский корреспондент с рижской «Сегодня», декорации писал и иллюстрации к книгам рисовал. Из разряда чудес и знамений, конечно, таинственная Дружина воздушных скаутов (Oro skautų draugovė), основанная им в 1939 году, хотя всего-то, может быть, отряд скаутов, увлеченных планеризмом и прочим воздухоплаванием, обучающийся оказывать скорую помощь, ставить палатки и разжигать костры на лету. Советы его, конечно, расстреляли в Северо-Уральском исправительно-трудовом лагере в Сосьве Свердловской области.

Художественная школа

Под это дело в очередной раз удивился: каким ветром его из Шавель Ковенской губернии задуло в 1912 году в Казань учиться в Казанской художественной школе? Основали ее, как известно, воспитанники императорской Академии художеств в 1895 году; она в некотором роде и сейчас продолжается Казанским художественным училищем имени Н. И. Фешина. Но как Бичюнас узнал о нем, и почему решился туда ехать, какой-то стимул было, кто-то надоумил? И на какие деньги жил, чем вообще в Казани занимался четыре года? Он не первый был там литовец. Может, художник Йонас Янулис (тоже из-под Шавель, окончил Казанскую художественную школу в 1913 году) приезжал на каникулы и рассказы соблазнительные рассказывал: «Слушай, Витук, давай в Казань, там Волга, барышни и учителя палитрами не дерутся». Сам Бичюнас в корреспонденции "Lietuvos žinios" (1915. Geg. 17 / 30. P. 3) писал, мол, "Kazaniaus dailės mokyklą" "baigė pirmųjų eilėje Albertas Stonis iš Liepojos". И кто этот Стонис, литовец из Либавы? Так все и останется покрытым мраком: не пойду же бороздить подробности ранней биографии Бичюнаса. А жаль.

Костел в Лаваришках

Желтого кирпича большой, с двумя мощными башнями колоколен костел Св. Иоанна Крестителя в Лаваришках с дороги выглядит намного импозантнее, чем вблизи. Пишут, что первый храм в местечке на тракте Стефана Батория заложен был то ли в 1642 году Анной Пац из Рудоминов, то ли в 1644 году  подканцлером ВКЛ Стефаном Пацем и, деревянный, простоял до 1755 года; сгорел, скорее всего. Новый храм выстроил за свой счет епископ виленский Михал Зенкевич и освящен он был епископом Томашем Зенкевичем в 1768 году. В 1898 году прихожане и ксендз Миронос начали хлопотать о строительстве нового каменного костела и в 1899 году получили разрешение. Собрали немалую сумму в 11 тысяч серебром. К 1906 году неоготическое здание было возведено, до 1912 года проводились работы по обустройству интерьера.  Здесь органистом служил дед небезызвестного Зенона  Позняка (Зянон Пазьняк) Янка Позняк. Сохранились старые ценные картины маслом и отлитый в 1774 году колокол.

Kościół w Ławaryszkach

  
Главный и боковой фасады костела Святого Иоанна Крестителя в Лаваришках.

Miracle Bubbles

Мысли о мыльных пузырях подсевшего на Бурбулятор не покидают никогда. Вот и сегодня стою, как честный человек, на остановке, чтобы ехать в библиотеку читать и перечитывать, как Николай Рощин художественно изобразил Зинаиду Гиппиус в 1943 году: 

Тоща, высока, предмогильный изгиб спины, под черным шелковым платьем чувствуются несгибающиеся сухие ноги. Плерезы, шлейф, щегольство трауром, походка воинствующей императрицы, как сказал бы Бунин. Остановилась перед узким уличным зеркалом в витрине сапожника и долго, с противной старческой близорукостью, в лорнет рассматривала свое лицо.

Miracle Bubbles

Стою, рассматриваю в киоске "Lietuvos spauda" зажигалки. И вдруг вижу рядом с ними разноцветные баночки Miracle Bubbles. Это я еще в июне в киосках спрашивал, нет ли, мол, мыльных пузырей. И надо же — идя навстречу моему такому возросшему спросу, аж из Китая завезли. Всего три лита. Палочка с колечком там так себе, мелковатая, узкая и в самой этой баночке плавает. Но пузырится нормально. Так что можно в эти опустошенные за предыдущие акции девайсы с нормальными многоразмерными пузырялками перелить и считать, что к следующему 15-му Бурбулятору готов.

Новое прочтение Вильнюса

Naujasis Vilnaus perskaitymas

Между тем, как сообщил коллега Григорий Поташенко, уже в Издательстве Вильнюсского университета вышла книга "Naujasis Vilniaus perskaitymas: didieji Lietuvos istoriniai pasakojimai ir daugiakultūrinis miesto paveldas" («Новое прочтение Вильнюса: большие исторические дискурсы Литвы и многокультурное наследие города»), помеченная прошлым годом, но вышла реально этим летом (это уже не первый случай на моей памяти, взять тот же последний выпуск "Slavistica Vilnensis"; в былые времена издатели, наоборот, книги следующим годом помечали, чтоб они поновее выглядели). Библиографические данные для ценителей оных:  Naujasis Vilnaus perskaitymas: didieji Lietuvos istoriniai pasakojimai ir daugiakultūrinis miesto paveldas. Redakcinė kolegija: prof. Alfredas Bumblauskas, prof. Šarūnas Liekis, doc. Grigorijus Potašenko. Vilnius: Vilniaus universiteto leidykla, 2009. 316 p. ISBN: 978-9955-33-522-1. С иллюстрациями. На обложке, как нетрудно догадаться, репродукция довольно популярной литографии русского художника Василия Садовникова, тиражированной в свое время в составе знаменитого «Виленского альбома» поляка мецената Яна Казимира Вильчинского, что символично. Сколько знаю, в сборник вошла, в частности, статья Томаса Венцловы — как понимаю, версия его статьи (с идеей, вынесенной в заглавие, согласно которой основополагающей для Вильнюсского текста является ностальгия, решительно несогласен, поскольку и ностальгия — эмоционализированная филиация более фундаментального принципа прецедентности). Что до русской Вильны, то о ней в книге, конечно, колоссальные вещи, отчасти изложенные ранее на русском там и сям как раз для того, чтобы их подвергли сомнениям и критике, но где ж ты критики в наш век нанотехнологий и твиттеров дождешься?

Святые с книгами

В продолжение и развитие начатого было неделю тому назад разговора о голых и одетых мужчинах и женщинах с книгами, необходимо отметить, что в городе Вильнюсе имеются еще статуи человеческих существ обоего пола с книгами. Дойдя до слова «человеческих», заколебался. Все-таки святые. Слева святой X с синей книгой. Справа святая Y с красной книгой. А стоят они в кармелитском костеле Всех Святых на улице Рудницкой.

Крокодил и Александр II

Кстати говоря, если кольчуги и портреты русских деятелей Музея древностей при Виленской публичной библиотеке находились в зале на третьем этаже, то что же, спрашивается, было на втором этаже, там, где ныне общий читальный зал? На втором этаже располагалось естественно-историческое отделение музея, в коем, как говорится в известном «Путеводителе по городу Вильне и его окрестностям» А. А. Виноградова, «имеются различнаго рода произведений флоры и фауны как русской, так и иностранной». Между прочим путеводитель перечисляет «кости мамонта, зуб его, челюстную кость кита и коллекцию птичьих гнезд и птиц».

Крокодил и челюсть кита

Кажется, эта челюстная кость виднеется на переднем плане фотографии, репродуцированной, в частности, в книге Эгидиюса Александравичюса и Антанаса Кулакаускаса "Carų valdžioje. XIX amžiaus Lietuva" (Vilnius: Baltos lankos, 1996. P. 252) и в свежей записи блога VU gidas. В том же посте приведены выписки из Книга пожертвований в Виленскую публичную библиотеку и музей: сушеный тарантул, поднос, на котором крестьяне Виленской губернии намеревались поднести хлеб-соль императору Александру II (да так, видно, и не поднесли), метеорит, при падении на дом крестьянина Николая Шумтка (Забродье Ошмянского уезда Виленской губернии) проделавшего в крыше дыру длиною в 12 вершков и шириною 4 вершков, две головы мумий и отдельно еще две мумии, и проч. удивительные произведения не только флоры и фауны. А кто подарил чучело крокодила, которое тоже можно углядеть на фото слева? Это еще предстоит выяснить.

Иван Трутнев. Александр II 

Торжественное открытие Виленской Публичной библиотеки состоялось 24 мая 1867 года (по юлианскому календарю, понятное дело). Но, говорится у того же Виноградова, уже 4 марта, т. е. до торжественного открытия, Публичную библиотеку посетил император Александр II и «всемилостивейше соизволил на на принятие ее под покровительство наследника цесаревича, впоследствии императора Александра III». Это достопамятное посещение императором зала Смуглевича изображено на полотне Ивана Трутнева, написанном 13 июня 1867 года и 6 апреля 1910 года подаренном Виленской Публичной библиотеке.

Август в разгаре

Уговариваю себя по-хорошему: ну же, ну, ну хватит уже, август же уже в разгаре — пора браться за ум.

Зависимость от Бурбулятора

Soap star

Социолог Сергей Рапопорт говорил мне грешному на Лукишской площади во время одного из Бурбуляторов, что, дескать, участие преподавателей такого почтенного учебного заведения, как Вильнюсский университет, некоторым образом санкционирует это, в сущности, легкомысленное мероприятие. Его присутствию оправдание находилось, конечно же, в научных целях: социологическое исследование посредством наблюдения.

Доцент Коницкая

В понедельник 2 августа 2010 года выдувать мыльные пузыри пришла доцент ВУ Елена Коницкая. Думаю, что не последний раз, поскольку подсесть на Бурбулятор, иначе говоря, приобрести некую зависимость от ежедвухнедельного выдувания мыльных пузырей, как говорит жизненный опыт, удивительно легко. Конечно, некоторое значение имеет то, что там всегда можно встретиться и пообщаться с родственниками, друзьями, знакомыми. Занудствуя, можно пуститься в рассуждения о том, что для этого не обязательно в жаркий понедельник дрызгаться с мыльными пузырями. 

Костел Св. Филиппа и Иакова

Может быть. Однако кто знает, может быть, проходя мимо, и ничего не зная о самой идее оживления каким-то таким эвентом мертвого, выпавшего из городской жизни пространства, и не видя никаких знакомых, все ж таки присоединился. Уж больно приятно это скопление молодых, симпатичных, доброжелательных людей, и само зрелище стай переливающихся мыльных пузырей действует, конечно, завораживающе.

Мыльный пузырь

Не говоря уже о гигантских пузырях (там какие-то секреты есть с изготовлением самой мыльной жидкости — дистиллированная вода, кукурузный крахмал, глицерин). Занимательно наблюдать за их формированием и обычно не долгом парении в воздухе. А уж самому попробовать — соблазн, против которого трудно устоять. Конечно, для этой «упаковки ветра» нужна некоторая сноровка и понимание тонкостей процесса (а для чего не нужно, спрашивается, того и другого?).

Упаковка ветра

Правда, если сызмала под опытным руководством упражняться, то к зрелому возрасту можно стать действительно большим мастером. Лукишская площадь в нынешнем своем виде не особенно радует. Есть опасение, впрочем, что зреющие в иных умах идеи радикальной реконструкции, при которой на этом месте вырастет наводящий уныние мемориал, приведут к безрадостному итогу. Но вряд ли, конечно, это серьезный мотив — попользоваться площадью, пока еще можно.

Первый урок

Гораздо серьезнее можно было бы отнестись к предположению о вероятном и по-своему натуральном стремлении выходить время от времени из привычного круга дел, из своих обычных ролей. Да даже и проще — что бы ни делать, лишь бы ничего не делать, не так ли? Да и проще все, конечно: получить порцию беззаботной радости и веселья кто откажется? Вот и поехал на очередной параллельный эвент (в том смысле, что он проходил параллельно в Каунасе, Клайпеде, Паневежисе, Лондоне, Ульме и других городах). Настроение это долго держится и, главное, его хочется поддерживать.

Бурбулятор № 14

В чем помогает разглядывание фотографий в фотоджеме Лаймикиса и обозначенных там прекрасных альбомов. Удивительные фотографии из Каунаса. Судя по ним, так у «Собора» особенно многолюдно, красиво и весело.  А на вильнюсских фотографиях натыкаешься на фото мамы, сестры, дочки, сына, дочки. И себя, конечно. Очень серьезно дую мыльные пузыри. Кто может поручиться, что две недели спустя не соберусь опять предаваться этому занятию?

Лидия Норд как источник

В далеком октябре 2006 года на меня грешного в Таллине, на международном научном семинаре «Эмиграция и мемуарная литература» большое впечатление произвел доклад Бориса Равдина и Габриэля Суперфина «Лидия Норд как источник», доложенный, сколько помнится в моей устарелой памяти, в отсутствии содокладчика Равдиным. Впечатление, возможно, усилило незнакомство со статьей содокладчиков в журнале «Наша страна» (Буэнос-Айрес; 2006. № 2792, 18 марта), незнакомство, отчасти оправданное вероятной недоступностью означенного периодического издания (не пробовал — не знаю). 

Прошли годы. Статья по материалам того доклада вышла в книжке («Культура русской диаспоры. Эмиграция и мемуары», 2009). За какой-то надобностью взялся статью читать и дочитал до загадочного примечания: Версию нашего сообщения см.: Наша страна. Буэнос-Айрес. 2006. 18 марта. № 2792. С. 4 (Тайна жизни писательницы) (http://inphuzoria.livejournal.com/) (с. 204).

Пытливый читатель! Читай поучительный и интересный Ежедневник Натальи Рубинштейн. Но не надейся найти там какую бы то ни было версию доклада про Лидию Норд: найдешь только анонс передачи «Английского клуба» Би-би-си про Норд и ее продолжение. А вообще выдающаяся «собирательница и распространительница слухов, иногда — весьма достоверных» (с. 204).

Чеслав Милош и Юзефа Добашевска

Благодаря Антисоветскому блогу вынесло меня грешному на эту богатую тему. Итак, ЮНЕСКО еще в 2009 году включило в список отмечаемых в 2011 году памятных дат столетие со дня рождения Чеслава Милоша, по предложению Литвы и Польши. Литовская Национальная комиссия ЮНЕСКО сообщила про ожидаемые в Вильнюсе, Кедайняй, Шятяняй литературные вечера, конференции, выставки, а также о том, что соответствующие мероприятия пройдут в Кракове, Красногруде, Барселоне, Нью-Йорке. В марте Сейм Литвы провозгласил 2011-й годом Чеслава Милоша, причем за это постановление проголосовало 66 членов парламента, один воздержался. Проект же аналогичного постановления польского Сейма вызвал протесты, естественно, национал-клерикальных теток Анны Собецкой (депутат Сейма от Prawo i Sprawiedliwość) и Юзефы Добашевской (краковское Stowarzyszenie Patriotyczne). Последняя, собственно, выступлениями против Милоша и сделала себе карьеру. Стратегия не нова, но здесь, кажется, образцово клинический случай. Сначала она в 2004 году создала Społeczno-Patriotyczny Komitet Protestacyjny przeciwko Profanacji Narodowego Panteonu (Общественно-патриотический комитет протеста против профанации национального пантеона), чтобы воспрепятствовать захоронению праха поэта в крипте заслуженных костела паулинов на Скалке (он же костел Св. Михала и Св. Станислава), где покоятся Ян Длугош, Крашевский (вместе с оловянным ящиком, набитым газетами со статьями о его похоронах; любопытная идея — как они, устроители, представляли себе, кто ж эти газеты будет читать и на каком свете?), Станислав Выспянский, упомянутый тут ниже в связи с Виленским василиском Люциан Семеньский, поэты Аснык и Ленартович, композитор Шимановский, художник Семирадский. Потом весной 2007 года она попыталась развернуть кампанию против самой идеи памятника Милошу в Кракове (на сегодня это по-прежнему только идея). Мотивация все та же: Милош anty-Polak, полонофоб, ненавидел Польшу и католицизм ("Polska to ciemnogród", ага), только тем и занимался, что унижал национальное достоинство поляков. В промежутке педагог (как указано в сведениях о кандидатах) Юзефа участвовала в выборах в Сейм (2005) по списку Komitet Wyborczy Ruch Patriotyczny. Этот опыт конвертации своих литературных пристрастий в политический капитал удачным назвать трудно: как заметил Станислав Манцевич, нашелся во всем избирательном округе 71 человек, разделяющий взгляды Юзефы на литературу (0,02% голосовавших), из них один — она сама, конечно. Идея объявить в Польше следующий год годом Милоша вновь вывела на арену замысловатую пани с заявлениями о том, что уж кто-кто, а она так точно Милоша читала и твердо знает, что он в своем творчестве оскорблял Польшу и поляков.

Юстас Палецкис

  Героя Социалистического Труда Юстаса Палецкиса справедливо называют символом коллаборантства. Литературные его достижения сомнительны. Но все-таки в Балтийском архиве должна будет появиться его страничка со статьей об Аспазии из «Балтийского альманаха» и, может быть, рецензией на его книжку стихов, написанной Евгением Шкляром. А для этой страницы понадобится иллюстрация. Правда, в Балтийский архив пойдет в меньшем разрешении. Но раз уж есть такая, почему бы не загрузить ее в twitpic

(хотя фотографии фигуранта, к удивлению, находятся в интернетах).

История одной улицы

История одной улицы в Барановичах. Не то, конечно, удивительно, что она побывала Мариинской, Hauptstrasse, Szeptyckiego, Советской, Мариинской и опять Советской, а то, что смена названий на самой же улице задокументирована соответствующими табличками. Нетрудно заметить, что шрифт таблиц отличается. Тот же угол можно разглядеть на другой фотографии и с правильным комментарием, а также на еще одном снимке с другой табличкой современного названия (где не столь отчетливо акцентирован инь-янский, перевертышный номер дома, дополнительно подсказывающий символику перемен).

Вильнюсу с его такой яркой и многоцветной историей старых улиц, но монотонным однообразием табличек с их названиями такого явно не хватает. Внимание к такого рода вещам актуализировала, во-первых, статья Юлюса Наркунаса о городской типографики и, во-вторых, недели две тому назад бросившиеся в глаза особенные таблички в Неменчине: во-первых, зеленые, во-вторых, то и дело на литовском и рядом на польском. Очень симпатично.

Фотографии, кстати, кликабельны (как и все здесь, кажется). А то мы, как известно, ленивы и нелюбопытны.

Универсальное утешение

Это ничего, что Вы сидите в грязной турецкой кофейне, здешние не лучше.

Из письма А. П. Ладинского из Парижа 5 мая 1930 г. А. П. Дехтереву в Шумен (Болгария)

Мужчины с книгами

Одетый с книгой

Как известно, среди восемнадцати скульптур на пилонах в университетском костеле Святых Иоаннов дюжина изображает различных Иоаннов. Из оставшихся не менее двух с книгами в руках, у одного и того же пилона, один в кардинальской шапке, очень похожей на княжескую митру, а другой, вот этот святой Бонавентура, Doctor Seraphicus, практически великий францисанец в широкополой шляпе. Это о нем с воодушевлением и симпатией говорил в марте папа Бенедикт XVI, что на мой непросвещенный взгляд положительно характеризует их обоих. Так вот наш католический Бонавентура (о котором одобрительно, впрочем, отзывался и Мартин Лютер), как нетрудно заметить, одет с головы до ног. Да и странно было бы увидеть в храме неодетое тело, за исключением Христова, только снаружи, на фасаде, Иоанн Креститель сверкает коленкой. В целом это произведение должно говорить, что любовь к книгам и тяга к наукам вовсе не должны обдирать человека до нитки. По крайней мере так это понималось в прежние времена.

Голый с книгой

Иное говорит нам голый мужчина с книгой на фасаде Дома искусства в Таллине. Скульптуру, установленную в нише функционалистского здания (1934) в 1937 году, выполнил скульптор Юхан Раудсепп (1896—1984). Любопытная фигура (Раудсепп, а не его скульптура, хотя последняя, конечно, тоже, опять таки как никак включена в эстонский регистр культурных ценностей; ей в пару там еще, как для гендерных исследований, женщина стоит, тоже голая, но не с книжкой, а с гирляндой цветов — зачем женщине, тем более голой, книжка?): как пишут в интернетах, во время Первой мировой войны оказался в Пензе и учился там в художественной школе, где заразился кубизмом, но потом это из него повыветрилось. Правда, и эту скульптуру можно, наверное, как-то позитивно прочитать, не то что с этими книжками без штанов останешься, а в том смысле, что за образованность можно и последнюю рубаху отдать.

Поневоле задумаешься, а есть ли в Вильнюсе пример неодетой статуи с книжкой? Евангелисты в нишах Кафедрального собора, студентка на Зеленом мосту — голыми не назовешь. А больше что-то и не припоминается.

Птицы

 
Про черных стрижей пишут в Википедии, что это вообще чемпионы и рекордсмены: могут по два-три года находиться в воздухе без остановок (ого-го!) и все это время на лету умудряются есть, пить и заниматься любовью со стрижихами. Личные мои наблюдения говорят также о том, что они в состоянии по три-четыре часа орать без перерыва, опять-таки на лету. Чем они эти звуки извлекают и есть ли у них какая-либо функциональность, еще предстоит разобраться (скорее всего, британским ученым). Внезапно, однако, что-то изменилось в этом мире. Прислушался: стрижи смолкли. Что за чудо, и к чему это знамение, — с этими мыслями и чувствами вышел на балкон, неся их перед собой, прямо во внезапно наступившую тишину, в которой мысли и чувства стали неуместны и, почувствовав это, мгновенно исчезли, растаяв в пасмурном небе одной маленькой, но европейской страны. Взору моему тотчас предстала разгадка: несколько десятков молчаливых ворон одной лишь серьезностью своего вида заставят не то что стрижа замолчать. И задуматься.