Польско-иезуитская пропаганда

Александр Жиркевич в «Сонном царстве великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова)» (о чем уже вспоминал не раз) пытается понять и в какой-то мере оправдать «новых русских людей» в Вильне времен М. Н. Муравьева и И. П. Корнилова, но в конечном счете осуждает, причем со своей «русской» точки зрения. Дескать, зря они в спешке совершали «научно-археологические варварства» в роде «уничтожения ценных, исторических, художественных фресок» в Ауле (т. е. в зале Смуглевича), «с заменой их живописью в византийском стиле». Они должны были «непременно и свято сохранить» «древнюю стенную живопись на исторические и мифологические сюжеты»:

Пусть бы оставались, например, в зале «Aula» фрески, аллегорически будящие нездоровые мечтания о былой силе польско-иезуитской пропаганды, как след давно минувших, отлетевших в область невозвратного прошлого призраков.

Они, конечно, теряли бы свое кажущееся обаяние, когда тот же зал наполнился бы рукописями, вещами, говорящими о более древней, православно-русской культуре края, портретами русских, местных мучеников, жизнь свою отдавших за любовь и преданность России, когда в этом же зале, в известной системе, были бы расставлены доказательства неумолимой, отрезвляющей, исторической действительности...

А. В. Жиркевич. Сонное царство великих начинаний (К столетнему юбилею дня рождения Ивана Петровича Корнилова). Вильна: Русский почин, 1911. С. 32.

Опитолоки и Колноберже

Опитолоки

Поместье Опитолоки (Apytalaukis), километрах в пяти от Кейдан, принадлежало Завишам, Тышкевичам, Забеллам. Дворец перестраивался в 1850 году в духе неоготики, в 1880–1918 году в неоренессансном стиле. В 1951–1952 годах его восстановили и приспособили под дом престарелых, потом тут был психоневрологический пансионат. Усадьба, как видно, с самого начала была солиднее, чем скромное жилище Столыпиных в соседнем Колноберже (Kalnaberžė), и несравненно лучше сохранилась, в наши дни практически целым и стоит, даже окна со стеклами и крылья у лебедя и руки-ноги у мальчика в маленьком декоративном бассейне, обезвоженном, конечно, перед двухэтажным дворцом с массивными ризалитами и изящными, очень грамотно выведенными пилястрами, подчеркивающим углы рустом, белым лепным декором, который так хорошо всегда идет желтому цвету плоскостей стен. 

Колноберже

В отличие от удручающего своим состоянием «милого Колноберже», как называла усадьбу дочка Петра Аркадьевича Мария Бок. Дом окружен колючей проволокой, кровля местами дырява и дожди и снег продолжают разрушение изнутри, штукатурка снаружи местами обвалилась, с колонн сеней практически вся слетела, они краснеют красным кирпичом. Состояние деревянных потолочных перекрытий и лестниц внутри легко себе представить. Поэтому лучше обратиться от печальной участи столыпинской усадьбы к веселенькому дворцу Забелл. 

Усадьба Опитолоки, как пишут и говорят, восхищала своим роскошным интерьером, в особенности диковинной мебелью из рогов. 

Мебель Забеллы

Мебель эта выставлялась на Всемирной выставке в Париже в 1900 году и получила там золотую медаль. Графу Генрику Забелло она так понравилась, что он ее купил и привез в наш лесочек, в свою усадьбу.

Часть этого гарнитура, та, что уцелела от войн и расхищений под шумок политических перемен, в наши дни экспонируется в Кедайняй, в Музее Кедайнского края (Kėdainių krašto muziejus). Да там, в музее, вообще есть на что посмотреть: деревянный велосипед, кальян Тотлебена, кресты Винцаса Свирскиса (это kryždirbystė внесено в список культурного наследия ЮНЕСКО; Римантас Жиргулис рассказал, что Свирскис еще строил перпетуум мобиле, деревянный, конечно, заготовил для него уже детали, да только какая-то глупая служанка растопила непонятными деревяшками печку), латы и пулемет, всякая всячина. 

Колбаса в ведре

Упаковка ветра на фоне костела

Вторая половина понедельника в нашем лесочке подходила к середине, когда подойдя к остановке обнаружил на скамейке у остановки невысокого дядечку в сереньком пиджачке, джинсах, с стильными бачками, морщинистым лицом и черным пластмассовым ведром. Он сидел, сидел, а потом поднялся, подошел, покачиваясь, неверным шагом и спросил, а где это он и не Жирмунай ли тут? Новая Вильна, говорю, замечая в черном пластмассовом ведре красную длинную надкушенную колбасу. А где в Новой Вильне, поинтересовался он, и где здесь винно-водочный завод?

Юлюс пакует ветер

Тут мне грешному нечего было сказать, и он проковылял куда-то вдаль, постоял, пошатался, потом вернулся к остановке и сел в подошедший автобус. Доброго тебе пути, дядечка! Да не оставит тебя какой-нибудь подходящий святой своим попечением и выведет тебя на благой путь.

XXV Бурбулятор

А я отправился на Лукишский луг, где полюбовался, как замечательно упаковывают ветер Катя и Юлюс, и сам попускал мыльные пузыри; это был 25-й бурбулятор. С радугой, внезапно поднявшейся огромной стаей несчитанных ворон и дождиком, который быстро положил конец этим летним городским радостям. 

Scutum Sobiescianum

Памятник королю Яну Собескому

Живешь как в лесу и, конечно, знаешь, как славный наш иезуит астроном Мартин Одляницкий-Почобут сконструировал специальное созвездие Телец Понятовского в честь короля Станислава Августа, по гербу Понятовских, но оно не прижилось, не получило признания астрономической общественности. А вот данцигский = гданьский астроном Иоганнес Гевелий, он же Ян Гевелиуш, удостоил славного нашего короля Яна Собеского, — того, который турок под Веной разбил вдребезги, в память о чем в Литве водка выпускается, ничего плохого о ней сказать не могу, — созвездием Scutum Sobiescianum, и это единственный, оказывается, герб на небосводе и по сей день можно наблюдать, говорят, лучше всего в июле, в южном полушарии, — об этом ни сном ни духом. 

Podhajce, Bracław, Mohylów, Kalnik, Krasnobród...

Гевелий созвездие по случаю победы при Вене и назвал; между тем у Собеского еще два десятка побед случилось, как выясняется из плиты с названиями и датами на постаменте памятника Яну Собескому в Гданьске. Cозвездие называлось первоначально Scutum Sobiescianum, Щит Собеского, в форме его герба Янина — по виду герб и выглядит как щит, вот как в сердцевине герба Речи Посполитой (два Орла и две Погони) на постаменте. До войны памятник стоял во Львове, и после войны коммунисты задумали было переделать его в памятник Богдану Хмельницкому.

Корона, Орлы, Погони, Янина

А что? Памятник похож на микешинского гетмана в Киеве, голову поменять — и готово (то, что в молодые годы Ян Собеский воевал с войсками Богдана, придавало бы такой конструкции особую пикантность). Но потом передумали и увезли сперва в Вилянув, потом в Гданьск. Надпись Królowi Janowi III miasto Lwów при коммунистах от народа, конечно, скрывали, чтобы народ не ломал себе голову, почему город Львов поставил памятник королю не у себя, а в Гданьске. В 1989 году, когда все стало становиться на свои места, — в смысле коммунисты перестали заботиться о головах народа, потому что в рамках свободных выборов их, конечно, послали туда, куда обычно посылают коммунистов как только они перестают пользоваться танками и пулеметами и куда в наши дни обыкновенно посылают папу Коли (вот и кричалка такая старинная, еще с прошлого века, есть, для рифмы: «Беларусь — в Европу»), таблица тоже стала на свое место.

Яблоки

По близости мы еще видели Дерево Тысячелетия (Drzewo Millenium, это Гданьску столько лет), странную скульптуру Петра Твардовского „Gdzie jesteś?“ на Дровяном рынке (Targ Drzewny), Золотые ворота (Brama Złota) в утренней дымке, Верхние ворота (Brama Wyżynna) в ремонте, фасад Большого арсенала со стороны Угольного рынка (Targ Węglowy), между прочим с запоминающейся фигурой казака, больше похожего на рыцаря, и отрубленной во Львове, кстати, головой Ивана Подковы, и на трамвае уехали к морю, в такое место Бжезно. Омочили ноги в этой части Балтийского моря, пройдясь по линии прибоя, удивлялись яблокам, собирали алычу, а потом пилили немереные километры по аллеям Иоанна Павла и Грюнвальдской.

От Каноней к Гераклу

Ulica Kanonia w Warszawie

Улица Каноня, говорю, примечательна своими нетипичными для Варшавы фасадами, характерными скорее для северных приморских городов. Взять ту же улицу Длугу или Длуги Тарг (различать их не умею) в Гданьске, например. И сравнить с Каноней. Если уж зашла речь о сравнениях, то полезно сравнить катастрофическую ситуацию со свободой панорамы в балтийских странах с благодетельным положением FOP в польском государстве.

Ulica Długa w Gdańsku

В отличие от чудовищных законоустановлений по копирайту Латвии, Литвы, Эстонии, касающегося архитектурных сооружений, памятников и прочих авторских объектов в открытом пространстве, польский закон 1994 года дарует практически безграничную свободу панорамы. Так что можно публиковать где хочешь не только непонятного своим посланием «Силача» Станислава Чарноцкого на Гнойной горе (в эту свалку закапывали по шею сифилитиков с убеждением в целебных свойств гниющего мусора — хорошо, что ничего этого не знал, когда мы там немножко потоптались, вдаль на Вислу посмотрели), открытого в 1908 году, но и, гораздо более поздние, да хоть сегодня установленные. 

Силач

Например, памятник битве за Монте Кассино (безголовая белая Ника высотой в 12 метров, скульптора Казимежа Густава Землы), открытый в 1999 году неподалеку от сада Красиньских. И не надо ждать, пока пройдет сколько там надо лет со дня кончины авторов, и проч. А вот фотографии практически всего рижского югендстиля, например, по смыслу зверского латвийского закона, нелегальны. Как постиг из польской Википедии, памятник железобетонный, покрытый каррарским мрамором, вес самой колонны Ники 70 тонн, весь памятник — 220 тонн, под ним серьезный фундамент и глубоко вбитые сваи.

Pomnik Bitwy o Monte Cassino w Warszawie

«А что это, — говорю, — не попадаются нам какие-нибудь интересные граффити?» И тут как тут на аллее Иоанна Павла II колоссальные, на всю стену дома, солдаты. На досуге их можно в другом месте посмотреть. «Золотые террасы» (в том же самом почти что месте тоже видно, как это выглядит), под рукой paragon fiskalny заведения „Italian Corner“: spaghetii Bologhnese 16,50, sola (рыба такая бывает) 19,99, risotto z kurczakiem 18,90, herbata 5,00, — чтоб была польза от сих заметок туристам и паломникам. Помпезные фасады Маршалковской, представление из жизни насекомых, музыкальный спектакль Яна Бжехвы Pchła Szachrajka, где эта самая Pchła дурила комара и еще кого-то насекомого пением под фонограмму, но обман, как это в сказках обычно бывает, назидательно раскрылся, потом издалека замечательный белый неоготический костел Спасителя с двумя грациозными башнями на площади Спасителя (похожий в Даугавпилсе, кстати), и от нее аллеей Вызволеня в сторону Уяздува и Лазенок. 

UFO

По дороге попался еще «летний центр культуры» UFO (Unexpected Fountain Occupation, — а вы что подумали? — с девизом Warszawa stolica kultury forever) у аллей Уяздовских, в самом деле в котловане из-под недействующего бассейна — кавярня, маленький бассейн и торговля книжками, бижутерией и черт знает чем, про которую Лариса сказала было, что это блошиный рынок, а Алеша резонно стал спорить: блошиный рынок — это когда дешево продают старые вещи, а это художественная акция, на которой хипстеры дорого продают какую-то ерунду.

Всякая ерунда

Эталон Самсона для меня грешного с детских лет золотой силач Петродворца, с таким характерным движением. И Самсон в Лазенках мне бы показался каким-то скованным, что ли, только это вовсе не Самсон, а Геракл. XVIII век, долго без головы стоял, пока скульптор Веслав Винклер не приделал ему голову, для которой моделью послужила голова работника Лазенок, по имени Станислав, о как! То-то, смотрю, как-то странно она держится на туловище. Красивый классицистский дворец на острове, вода, утки, павлины и здоровенные рыбины, красивые скульптуры, опять же солнечные часы.

Геракл

Самое же удивительное впечатление доставили два павлина и пава на сцене амфитеатра, тоже конца XVIII века, произведение Яна Христиана Камсетцера, придворного архитектора Станислава Августа. Не могу рассказать, это показывать в лицах надо, как павлин и пава часами, казалось, стояли друг напротив друга, в гляделки играли, иной раз поворачивая и ушагивая к краю сцены. А другой в стороне время от времени кричал ужасным своим павлиньим голосом что-то, иной раз проходя было на сцену, но потом ретируясь. А те ему тоже что-то такое вразумляющее отвечали. И опять, и снова. И так часами.

От памятника Пилсудскому к Каноней

Решетка памятника Адаму Мицкевичу

Полюбовавшись сменой почетного караула у Могилы Неизвестного Солдата, предался возвышенным, но кратковременным размышлениям у плиты на площади Юзефа Пилсудского, где папа Иоанн Павел II и полмиллиона поляков свершили мессу в 1979 году, и он тогда сказал слова про Дух, который снизойдет и изменит облик земли, этой земли, и их поняли так же правильно, как и другие его слова, мол, не бойтесь, — и оно и началось: Гданьск, Валенса, «Солидарность». От памятника маршалу Пилсудскому прошли к Краковскому Предместью, где Ларису развлек притомившийся гость Варшавы на скамейке, которого разбудила Straż miejska, а меня грешного навороченная ограда навороченного памятника Мицкевичу и мемориальные таблички про Шопена, POW и Реймонта. 

Евангелист Лука костела Святой Анны

Живешь как в лесу и не знаешь, что нобелевский лауреат Владислав Реймонт, оказывается, был еще и портным (mistrz krawiecki) и член соответствующего цеха, о чем гласит мемориальная таблица на доме № 41 по Краковскому Предместью. У меня грешного в трудовой книжке было запись в одном месте про маляра четвертого разряда, в другом — про матроса-спасателя, но красить чего-нибудь или кого спасать на водах, если честно, то лучше мне не поручать, так что, в отличие от Реймонта, который в случае литературного неуспеха без своего портновского куска хлеба б не остался, вишу практически на волоске. От этих тягостных размышлений отвлекут разве что Якуб Мональди (вообще-то на своей итальянской родине Джакомо), зарабатывавший своим скульптурным искусством в Польше при последнем польском короле Станиславе Августе, и Францишек Пинк или Бинг, венский уроженец (вообще-то на своей австрийской родине Франц).

Святой Августин костела Святого Мартина

Они изготовили для ниш костела Святой Анны (классицистский, стоит там, где Краковское Предместье вливается в Замковую площадь) статуи четырех евангелистов удивительно непропорциональные, — все как на подбор коротконогие и длиннорукие. Но, может быть, это непредусмотренный творцами эффект расположения в возвышающихся над уровнем зрителей нишах? Стой они на земле, так и выглядели бы нормально?Такой же длиннорукий оказался святой Августин в нише костела Святого Мартина на Пивной, — кстати говоря, того же Яна Ежи Плерша, что и География, Слава и Юпитер с Венерой в Саксонском саду (еще недавно статуй Августина и Станислава по обеим сторонам входа в храм не было, их осенью 2009 года реконструировали по цифровым моделям на основе довоенных снимков и на средства сестер францисканок).

«Не были б поляки», — справедливо заметила Лариса по поводу рекламы чудесных аутентичных и эффективных травок отца Гжегожа Сроки у базилики Святого Иоанна Крестителя (по костелу, собственно, улица Свентоянская получила свое имя; угадай с трех раз, отчего улица Пивна называется Пивной).

Zioła ojca Grzegorza Sroki

А как же! — Взять, например, того же варшавского василиска, которого одолели, как известно, в подвале на примыкающей к Рынку Старого Города улице Кривое Коло при том же короле Сигизмунде Августе, при котором и нашего виленского василиска извели, по одной версии с помощью руты, по другой — зеркала. В нашем лесочке использование василиска пошло главным образом по части краеведческой литературы плюс стихи Чеслава Милоша и Айдаса Марченаса, повесть Макса Фрая, романы Ричардаса Гавялиса и Кристины Сабаляускайте. 

Restauracja Bazyliszek

А варшавяне доблестно использовали гастрономически-коммерческий потенциал своего василиска, что выражено успешной, должно быть, деятельностью ресторана „Bazyliszek“ (и целой сети ресторанов в Польше и за океаном).

Kanonia в столичном городе Варшава — не столько улица, сколько небольшая площадь, треугольная, а названием, как пишут в интернетах, обязана канонии, то есть домам каноников варшавской капитулы, окружавших некогда бывшее тут кладбище. В одном из этих домов жил в канувшие в Вислу годы Артур Оппман, между прочим обработавший легенду о варшавском василиске. 

Dzwon odlany przez Daniela Tyma

В окнах второго этажа другого дома внимание просвещенного путешественника уже в наши дни не может не приковать надпись PA RT IA KO BI ET. А в центре placyku стоит колокол, отлитый в 1646 году тем же Даниэлем Тымом, который и статую короля Сигизмунда Вазы для колонны Сигизмунда Вазы отливал, открыточной, что на Замковой площади стоит. Еще Каноня примечательна, во-первых, одним самым узким в Варшаве и в Европе, как пишут в интернетах, фасадом шириной в два метра (уловка против налогов, которые взимали по ширине фасада); во-вторых, своими нетипичными для Варшавы фасадами, характерными фасадами ганзейских городов. Пошуровал бы по своим закромам, так показал бы похожие фасады Риги или Таллина. Но лучше из свежей добычи: взять ту же улицу Длугу в Гданьске, например. И сравнить с Каноней.

Ogród Saski

В память об августе 1920 года

Спросонья забыл план Варшавы в рюкзаке, сданном в камеру хранения на вокзале, так что направления нашим передвижениям задавал Алеша, он удивительно точно ориентировался, изучив накануне Гугл Мапс. И первым делом, после того, как концептуально выпили кто чай, кто кофе в числе первых клиентов Макдональдса на Маршалковской, заодно узнав новое польское слово paragon, принесло нас в Саксонский сад, в утреннем тумане и под легкий дождик (была в прошлом веке такая песня как раз, «Веселые ребята» исполняли: «На Варшаааву! на Варшаааву! На Варшаааву пааадает дождь»), и с первых шагов стало ясно, что самая верная примета столицы Польши, — чем она явственно отличается от столицы Гедимина, — обилие сорок, а также воробьев, галок, голубей, уток и павлинов. 

Architektura wojskowa

В небесной канцелярии так уж было расписано, что в эти дни как раз исполнялась 91-я годовщина Чуда на Висле, и тут вам плита в память встречи Юзефом Пилсудским победоносных польских войск, спасших тогда Европу от коммунизма; плита во время Второй мировой войны сгинула и восстановлена в 1993 году. Для туристов, путешественников и странствующих энтузиастов полезно, наверное, знать, что парк был заложен на рубеже XVII и XVIII веков королем Августом II Сильным, мне грешному знакомым главным образом по роману Крашевского «Графиня Козель», что это — один из самых старых парков в Польше, что королевский парк в 1727 году был открыт для публики. В красоте и ценности деревьев и кустов мало что смыслю; на разглядывание барочных скульптур Венеры, Юпитера, аллегорических времен года (Зиму изображает бородатый мужик), то ли муз, то ли аллегорий, например, Истории, Музыки и Географии, или специально Архитектуры военной, а также разных добродетелей времени не жалко, оно того стоит. 

Солнечные часы

Задним числом узнал, что скульптур 21 и автор их — Йохан Георг Плерш (он же Ян Ежи Плерш). Еще попались там солнечные часы, со своей особой историей: Антоний Магер завещал тысячу злотых на сооружение солнечных часов (компаса) в публичном месте, 25 лет деньги пролежали в банке, пока в 1863 году на каменной подставке А. Сикорского не была установлена конструкция Якуба Пика. Потом еще несколько солнечных часов встретилось, одни на доме, другие в Лазенках, потом в Гданьске тоже, кажется, парочка. Часы, впрочем, можно и не заметить в соседстве с ампирным Большим фонтаном (Генрик Маркони, он же Энрико Маркони; 1853 или 1855); кто бы мог подумать, что чаша на ноге, оказывается, отлита из чугуна. А дельфины цинковые.

Fontanna Wielka

Клумбы с цветами, фонтаны и статуи венер и добродетелей в соседстве с военно-патриотическими объектами где-нибудь в другом месте, может быть, диссонировали б, но в Варшаве лебеди и клумбы рядом с чем-нибудь из области Пилсудского и Армии Крайовой плюс что-то про Иоанна Павла II совершенно нормально, так что где ж еще и быть Могиле Неизвестного Солдата, как не на выходе из Саксонского парка, на краю ровной, гладкой, просторной площади Пилсудского, где до войны стоял Саксонский дворец.

Grób Nieznanego Żołnierza

Могила Неизвестного Солдата, как скульптуры в парке и все остальное — послевоенная реконструкция; памятные таблицы на колоннах менялись и те, что мы видели — с 1990 года, с названиями битв польских воинов, включая Грюнвальд, Оршу, Кирхгольм (это когда наш Ян Кароль Ходкевич, воспитанник славной нашей же Alma Mater Vilnensis, беспрецедентным маршем в два дня привел свое войско от Дерпта к Кирхгольму и там часа за то ли четыре, то ли восемь мастерски разгромил трехкратно превосходящих в численности шведов), Смоленск и Бородино в 1812, Вильно в 1794, 1919 и 1920, Динабург в январе 1920 и проч. Мы оказались единственными свидетелями ритуала смены почетного караула. Вообще говоря, вообразите, как при любой погоде, независимо от того, смотрит кто или никто не видит (по правде, Могила Неизвестного Солдата и площадь контролируют камеры командования варшавского гарнизона, оно тут по соседству располагается, и рядом, конечно, памятник Юзефу Пилсудскому, — да красивее об этом даже не догадываться), но каждый час одинаково церемониально шагают солдаты репрезентационного батальона Войска Польского в парадных мундирах, — в самом таком незаинтересованном действии есть нечто назидательное. 

Смена караула

Дальше все шло как по плану — Краковское Предместье со своими палацами и памятниками (навороченный помпезный Адам Мицкевич Ларисе не понравился), Зыгмунтовская колонна на Замковой площади и удивительно непропорциональные статуи апостолов в нишах фасада костела Святой Анны, прилегающие улочки, Сирена на Рынке Старого Города и ресторан, гордо носящий имя варшавского василиска, Пивна, Фрета и Длуга, сад Красинских и т. п., что, конечно, по обыкновению снимал с научными целями (вдруг да пригодится статьи в Википедии иллюстрировать) и без особого разбора загрузил пока куда надо, а без всякого плана специальным бонусом попался внезапный Арвидас Юозайтис с сыном в «Золотых террасах», куда мы зарулили в рассуждении чего бы покушать, а потом еще, по специальной рекомендации Лары Л., Лазенки с невероятным шоу павлинов и парк Уяздовский с утками, галками и голубями.

Фрэнк Заппа и василиск

Мыслитель (1910)

Laimikis о виленском василиске:
Странный город этот Вильнюс: хотя пару сотен лет тому назад в Вильнюсе жил последний василиск Европы, памятник поставили Фрэнку Заппе.

Оригинал: 

Keistas miestas tas Vilnius: nors prieš porą šimtų metų

Vilniuje gyveno paskutinis Europos basiliskas,

paminklą pastatė Frankui Zappai.

От разгадывания этой загадки можно ли обронзоветь и стать похожим на произведение Юозаса Зикараса? Подумай об этом! 

Лукишская площадь 8 августа с. г.

Живешь как в лесу, а между тем, оказывается, луна полнеет, а российские власти в 1817, 1837 и 1875 годах разрабатывали планы приведения в порядок Лукишской площади.

Упаковка ветра на Лукишской площади

Ни один из них, однако, осуществлен не был. От души хотелось бы пожелать, чтобы та же участь постигла проект реконструкции площади, о котором писалось в Дельфи чуть не с полгода тому назад, – в общепринятой среди нынешних балбесов от урбанистики манере замостить все живое, чтоб аж страшно было б подходить (вместо того, чтобы дать нынешним аллеям засориться травой, одно-другое дерево, кусты там какие-нибудь сами вырастут, была бы уютная лужайка поваляться на досуге). В 1861 году (при генерал-губернаторе В. И. Назимове; а кто был губернатором, не помню, но это-то скорее губернаторской заботой было) площадь кое-как разровняли, над оврагами перекинули мостики (Jonas Jurkštas, Rimantas Zizas. Lenino aikštė. Lietuvos TSR istorijos ir kultūros paminklų sąvadas. 1: Vilnius: Vyriausioji enciklopedijų redakcija, 1988. P. 321). Там, где по соседству были рынки с торговлей главным образом дровами (допустим, дровяной рынок) и зерном (зерновой рынок, что ли?), по ту сторону Георгиевского проспекта, то ли в 1890 году, как писали Юркштас и Зизас (но я бы им так уж безоговорочно не доверял), то ли в 1897–1899 годах, построили Дворец правосудия, где помещались Судебная палата, Окружной суд, Прокурорский надзор и тому подобные заведения (Георгиевский пр. 36). 

Дворец правосудия (воон там, из-за дерева выглядывает)

Проектировал его академик архитектуры (1885) Василий Агафонович Пруссаков (1854 – между 1918 и 1924), воспитанник Академии художеств (1871–1876), автор проектов судебных зданий во многих городах России, а на месте по его эскизам и проекту сооружали Михаил Прозоров и инженер Леонид Виннер. Освятили, между прочим, 13 октября 1899 года, а откуда извлек эти сведения, не помню, как и виленских губернаторов. К тому первоначальному зданию уже перед самой Первой мировой войной были пристроены пристройки, а тут война, а там исторические перипетии – и в здании располагались учреждения немецких оккупационных властей (1915–1918), литовской комендатура (1918), комиссариаты и ревтрибунал большевицкого правительства (1919), суды Виленского воеводства (1920–1939), Вильнюсское управление НКВД и следственная тюрьма (1940–1941), гестапо и СД, тюрьма, казарма зондеркомманды (1941–1944), подразделение НКГБ (МГБ, КГБ) Литовской ССР и следственный изолятор (1944–1991), – и еще помню то время, когда Ленин рукой своею прямо туда всем путь показывал. А рядом в 1903 году выросло здание Мариинской женской гимназия, где потом консерватория была, а ныне Литовская академия музыки и театра, здание по проекту тоже петербургского архитектора А. К. Красовского. 

Башни костела Иакова и Филиппа

С севера площадь натурально ограничивали костел Св. Иакова и Филиппа с монастырскими зданиями, с западной стороны – Торгово-промышленная палата (ага, Михаила Прозорова проект, 1903) и построенное полвека спустя, в 1956 году, по проекту Льва Казаринского, здание сперва Совета министров, а ныне Министерства иностранных дел, с восточной – жилые дом рубежа прошлого и позапрошлого веков. Ну, что в те еще годы на Лукишской площади ярмарки проходили, это известно. А где ярмарки, там и балаганы всяческие, цирк, например; тот же Прозоров проектировал деревянное, не сильно долговечное здание для такого цирка. В цирке, как положено, между представлениями революционные трудящиеся свои революционные митинги устраивали.

Упаковка ветра с дитем на груди

По соседству где-то тут были какие-то кожевенные фабрики, кожевники то и дело бастовали и тут же на площади тоже митинги устраивали. А в перерыве между митингами в цирке шли цирковые представления, их солидные люди посещали, например, губернатор Виктор фон Валь. Вот он в мае 1902 года, еще до 1905 года далеко, а поди ж ты, выходил из цирка, а тут к нему революционный человек подскочил и выстрелом из револьвера в упор попал в левую руку. Губернатор повернулся, и революционный человек попал ему в правую ногу. Губернатор пошатнулся, чины полиции и публика повалили стрелявшего на землю, тот еще раз успел выстрелить в воздух, пока его обезоружили, и оказался при дознании мещанином Ковенской губернии Гиршем Лекертом. Если он в самом деле был ковенским, так это только подтверждает старые мои подозрения, что от ковенских нам, виленчанам, только беспокойства и неприятности (для уроженца Эйшишек это ответственное заявление). 

Упаковка ветра

Потом в 1940–1941 и 1944–1952 годах Лукишская площадь называлась площадью Советской. А дальше уж дело известное: радикальная реконструкция по проекту ленинградского архитектора Владисловаса Микучяниса (1913—2000), статуя Ленина (отлитая в 1952 копия статуи 1940 года для Воронежа, работы Николая Томского) высотой в 3,70 м, на постаменте высотой 7,35 м, облицованном камнем, стыренным коммунистами с памятника князю Щербатову на Евфросиниевском кладбище, а ныне, ясное дело, ни статуи, ни постамента, статуя в Грутасе, и куда делась облицовка в независимой Литовской Республики, остается только гадать. 

С тех пор ни ярмарок, ни митингов на Лукишской площади не происходит, только в сезон, между маем и сентябрем, через понедельник – burbuliatorius и упаковка ветра (подробности и свежие новости у тех, кто это затеял), об этом 24-м бурбуляторе с симпатичной датой 08.08 уже написал в одном месте, но запал еще не прошел, да и фотографии, какие бы там они ни были, не все еще опубликовал, а сколько ж можно их хранить на карточке или, тем более, на диске, чай не резиновые. В отличие от интернетов.

Фотографирование с футбольными целями

Фото Алексея в домашних условиях, для футбола

Найди четыре разницы. Или пять, или даже семь, а то, глядишь, и все восемь.

Вид города Вильно

На конференции в Институте литовской литературы и фольклора „Paribio miestai: kultūros topografija / Border Cities: Creative Topographies“ в декабре 2009 года Миндаугас Кветкаускас, в частности, говорил о том, что старая Вильна как городское пространство и как социокультурный феномен замысловатой конструкции, с нетривиальным ландшафтом и удивительной гетероглоссией, производящей у внешнего наблюдателя впечатление странной хаотичности, побуждал имперские власти к настойчивому стремлению этот хаос упорядочить и организовать.

Вид города Вильно

Кто бы спорил, если вспомнить, когда, наконец, были проложен Георгиевский проспект, составлено подобие генерального плана, введена нумерация домов, а там и переустройство еврейской системы образования началось. Картинка, обнаруженная в «Памятной книжке Виленского генерал-губернаторства на 1868 год. Издана Витебским губернским статистическим комитетом под редакциею А. М. Семеновскаго» (Санктпетербург, 1868) может служить иллюстрацией этой установки: просто удивительно, как автор(-ы) сумели игнорировать очевидные характеристичные черты Вильны и сгладить его до плоского равнинного российского города.

Джованни Баттиста

Parrocchia del SS. Redentore

Дождь, отчего кое-кто радуется: о, грибы пойдут! Отчего в голове моей шевелятся непутевые мыслишки: а что, не унеси чума в 1575—1576 годах чуть ли не пятьдесят тысяч жителей Венеции, то и не было бы Сантиссимо Реденторе?! Замечательный храм, -ая, -ое во многих, если не всех, отношениях, увидишь так вряд ли забудешь, светло-серый строгий фасад по линейкам и циркулям Андреа Палладио и огромный корпус, купол со статуей Спасителя наверху и две узкие высокие, чисто минареты, цилиндрические кампанилы, попросту колокольни, святой Франциск и святой Марк в нишах, причем евангелист сильно напоминает святого Марка кафедрального собора в Вильнюсе. 

Giovanni Battista

И внутри красота неземная плюс для любителей Франческо, Леандро и Якопо Бассано (кто ж их там различит), Веронезе (Паоло начал, сыновья закончили), то ли Тинторетто, то ли его мастерская и другие фигуранты истории искусства плюс,среди прочего, две бронзовые скульптуры, пишут, 1610 года (это когда победоносные войска Станислава Жолкевского вступили в Москву; Franciscus Terilli Feltrinensis F[ecit]). Еще удивительнее подхваченный по случаю буклетик, в котором на голубом глазу сказано, мол, the one on the right represents the Redeemer, and the one on the left is Giovanni Battista — практически ничем не хуже, например, костела Котрины или там Йонасов, что кое-где у нас порой встречается.

Сравнительное гостиницеведение

Foresteria Redentore

Foresteria Redentore на Джудекке, вполне капуцинское место, с распятием у изголовья, и никакого, конечно, дурацкого телевизора, из приборов хватает и холодильника, правда, с розетками напряженно, всего-то одна на всю келью и нашлась, так что бедному постояльцу всегда предоставляется широкая свобода выбора касательно того, чего бы ему из своих и здешних приборов и инструментов хотелось бы, например, итальянским электричеством подпитать, но wi fi не хотел работать никак, хоть и подписал какую-то итальянскую бумагу sul trattamento dei dati personali, зато по утрам гул колокола капуцинской же церкви Santissimo Redentore и протяжный крик петуха, а спустишься со второго этажа во двор, так под синим-синим небом по уже нагретым ранними солнечными лучами тротуарным плитам редкие пугливые ящерицы снуют. 

А в City Hotel на углу Нарвского шоссе и улицы, кажется, Крейцвальда, никакого, разумеется, распятия (и даже минус шампунь, в отличие от, казалось бы, капуцинов), но зато, конечно, дурацкий телевизор, и тоже зачем-то холодильник (держал в нем, если честно, водку) и розеток побольше, однако, с другой стороны, никакого тебе шкафа или там тем более стола, не то что у капуцинов. Ну и окна на неинтересный двор, который лучше завесить. И никаких петухов и тем более колоколов.

Мамонтоваса в президенты

Британские ученые утверждают, что будет в Литве счастье, когда исполнится предсказание криве-кривейто Лидутко, потомка легендарного криве-кривейто Лиздейки: в седую старину приснился однажды князю Эйрагольскому Вингалле, – должно быть с чудесного алуса и меда, – дивный сон: по синему небу летели, пламенея, поднимаясь и падая, мельницы и феи, ведьмины чары и сокровища алхимиков, морские просторы и небесные бескрайности. Смущенный необычным сновидением, Вингалла проснулся и не стал звать бестолковых дружинников и бояр, но призвал к себе более-менее компетентных в тонких материях слепого буртининка Молгаса, славящуюся ростом и голубыми глазами дочку Скирмунду и сигонту в лаптях, имя коего анналы не сохранили, рассказал им, как умел, в чем дело, и потребовал анализа и интерпретации. Слепой Молгас, оказалось, только патриотические песни под звуки своей простой незатейливой лиры петь горазд, Скирмунда бессильно хлопала голубыми своими глазками, помышляя на самом деле только о князе Давиде Смоленском, ну и сигонта, в общем, университетов не кончал. 

Пришлось гонцам заучивать сон наизусть и скакать в стольный город Вильну, где они его с грехом пополам изложили Лидутке. Лидутка на скорую руку принес жертву кому следует, прислушался к своему сердцу и дал гонцам как анализ, так и интерпретацию. По дороге домой гонцы, без устали повторяя про себя мессидж Лидутки, сформировали мощный информационно-энергетический импульс, пронзивший синее небо с мельницами и феями и куда-то улетевший в глубины космоса, там где-то как-то отразившийся и вернувшийся спустя много-много лет в мозги британских ученых, которые объяснили: если 969696 благородных, умных, образованных, честных и скромных граждан Литвы вложит свою руку в золотую руку Андрюса Мамонтоваса в Ниде, то он станет президентом, и все будет хорошо. 

Только где ж столько умных, образованных, честных и скромных граждан Литвы взять?

Nigdy od ciebie, miasto, nie mogłem odjechać

Симонас Даукантас

Цифровое изображение слева изображает уже упоминавшегося ранее Симонаса Даукантаса во дворе Симонаса Даукантаса. Возможно, для более адекватного представления не помешает снабдить изображение того же воспитанника императорского Виленского университета самой блестящей его поры фигурами нынешних студентов в студенческих шапочках и университетских майках, в роли пятикопеечной монеты или спичечного коробка, – должно быть, активисты из студенческого представительства филологического факультета, исполнявшие различные важные функции в четверг 23 июня, в день вручения бакалаврских дипломов филологам. 

Студенты для масштаба

При вручении, между прочим, присутствовали и даже отчасти в оном участвовали норвежский и польский послы. Януш Сколимовский и в воскресенье 26 июня в побывал в университете, где во дворе Сарбевия торжественно открывалась доска в память Чеслава Милоша. Случилось это без меня грешного, но с Далей Грибаускайте (зачеркну ее, впрочем, за оголтелый лукашизм и беспринципное отношение к массовым фальсификациям результатов выборов, таким же массовым репрессиям и нарушениям прав человека в соседней стране), министром Арунасом Гелунасом (старый привет коего Екатерине Ла только на днях передал, наконец), Витаутасом Ландсбергисом и других, которых можно разглядеть в фоторепортажах. 

Nigdy od ciebie, miasto

Автор мемориальной доски с барельефом Арвидас Алишаускас, как в одном месте написал Виктор Денисенко (упоминаний автора больше нигде не нашел; автор Даукантаса тоже не самый известный, а что уж говорить о том, кто в наши дни создал его бронзовую или под-бронзовую реплику). И текст на польском, литовском и латинском языках – знаменитая строка Nigdy od ciebie, miasto, nie mogłem odjechać. А дальше было Długa była mila, ale cofało mnie jak figurę w szachach, etc. Июнь пролетел как сумасшедший, впрочем, ничем не уступая в этом отношении маю, и вот сегодня – Finis semestri.

Из истории Вильнюсского университета

Simonas Daukantas

Сегодня практически на моих глазах на месте, пустовавшем после снятого месяц-другой тому назад старого, какого-то чуть ли не цементного, Симонаса Даукантаса, исписанного временем и ах и ах как много, во дворе Симонаса Даукантаса водрузился новый Симонас Даукантас, тех же форм, но чуть ли не бронзовый. Его надо, во-первых, освятить, во-вторых, обмыть, а то висеть, тьфу-тьфу-тьфу, не будет. А в воскресенье во дворе поэта Сарбевия, на том здании, где в бывшей квартире достопамятного архитектора Шульца располагается деканат филологического факультета, будет торжественно открыта мемориальная доска в память поэта Чеслава Милоша. Ее по-хорошему тоже не мешало бы, во-первых, освятить, во-вторых, обмыть. А то висеть не будет. Тем более, что, сколько помнится из разговоров с Александром Фьютом, в студенческие годы Милош был отнюдь не таким, каким он мог бы рисоваться, например, из «Города без имени» и на филологии, то есть на тогдашнем гуманитарном отделении, на полонистике, ему не очень-то понравилось (да и в целом не очень высоко о тогдашнем университете он отзывался: заведение новосозданное, без традиций, профессура с бора да сосенки, и проч.), скучные лекции да экзальтированные барышни, — чего хорошего, спрашивается? Оттого и перевелся. То ли дело ходить по ближним и дальним окрестностям, плавать по рекам на байдарках или на чем там они с Теодором Буйницким плавали, в здоровом теле здоровый дух и все такое прочее. Но другого университета у него не было. А у университета другого нобелевского лауреата.

Tutti frutti

Отражение

Брюссельский аэропорт отличается особым бельгийским зверством, позиционируя себя 100%но свободным от табакокурения, и Отец небесный миловал особенно там не задерживаться. При виде Альп сверху в голову лезут непутевые мысли про императора Павла, пославшего зачем-то Суворова переходить через них. Стоя на Фондамента деи Фрари неподалеку от восхитительной базилики Санта Мария Глориоза деи Фрари, оставил отражение себя грешного в венецианских стеклах по ту сторону Рио деи Фрари.

Деталь

В сложную оптическую конструкцию уместились силуэты за витриной какого-то заведения с едой и питьем, чуть ли не тоже Фрари. Поразительные старухи нищенки, бормочущие per favore, per favore, словно в сериале про комиссара Каттани. Bronto, - ответила на звонок Даниела Рицци, опять же оттуда. La Piovra. И нахальный негр, таскающийся по кафе какой-то американской сети рядом с той же Мария деи Фрари от столика к столику. Проблемы и перспективы изучения русского зарубежья, Петр Мицнер, выставка Дмитрия Александровича Пригова на Дорсодуро 3246, здешняя топонимика (Calle del tabacco и все такое), святой Христофор и святой Рох, разнообразные красоты достойны, конечно, отдельного разговора, на который вот уже которую неделю времени не находится. 

Клетка для курильщика

В венском же аэропорту предаваться пороку табакокурения можно, но позволяется делать это в специальных стеклянных клетках с дырочками прогрессивной австрийской системы Smoke Free System, которая освежает воздух и вообще все что можно вокруг во всем якобы здании, что выглядит с непривычки унизительно. Представь себе: стоит в пространстве клетка, и в ней эдакой рептилией выставляется на обозрение изможденный курильщик. 

Эстонские матрешки

Не менее странно и, если честно, то, пожалуй, и уродливо выглядят ручки у эстонских матрешек, налетевших на компанию филологов и отчасти в чем-то даже где-то семиотиков на улице Вене (последнее совершенно закономерно) близ Никольской церкви, что имело место в Третьи Лотмановские дни. Они сперва взяли в тиски Вадима Парсамова, а потом его же и Татьяну Кузовкину. Но отважных филологов и даже в чем-то семиотиков не только матрешками, но и брюссельским аэропортом не испугать. Из других же экзистенциальных опытов замечу, а то забуду, якобы мороженое из белого пива с карамелью в Ауле, каковое оказалось таки просто сливочным. И как после этого верить меню?!